он распорядился:
– Ярослав! Со своим десятком бегом к ушкуям! Собрать всех на пристани, оставив в лодиях по два человека. Ждать меня!
Когда Абакунович появился на площади пристани, каменными выступами, уходящими в реку, у которых покачивались на волне ушкуи, почти три сотни молодцов застыли в ожидании.
Оглядев сотоварищей, воевода покачал головой:
– Мало! Ну, даст бог, пронесёт….
Он запрыгнул на каменную плиту, служившую ограждением, и показал рукой на город.
– Там собратья наши мстятся татарве за причинённые обиды Земле русской! Но нам неведомо, сколь воинов в ханском стольном граде, и потому эти три улицы, – указал он рукой, – надобно перекрыть! Взять на ушкуях копья и сулицы и стоять там, пока последний брат наш не оставит города!
Приказ воеводы был исполнен. Застыл с копьём в руке и Ярослав. Но он так и не понял, зачем это всё? Ведь видел своими глазами, что город беззащитен…
По одному и группами к пристани потянулись ушкуйники, нагруженные награбленным. Чего тут только не было: оружие, поблескивающее драгоценными камнями, инкрустированными в рукояти кривых татарских мечей и в шлемы, сияющие позолотой кольчуги, золотая и серебряная посуда, тюки тканей, мешки с пряностями… Кто-то волок за волосы двух молоденьких девушек, а один вёл под уздцы тонконого красавца-жеребца.
– Коня-то зачем? – вырвалось у кого-то из стоявших в охране ушкуйников.
– Ан нича! Пущай будет!
Гора награбленного добра росла на площади перед пристанью с угрожающей быстротой. Пришедших с добычей в город уже не пускали, а рвущихся к оставленному в домах добру останавливали кого криком, а кого и кулаком. Пришедших воеводы сбивали в десятки, сотни и отправляли на усиление ушкуйникам, перекрывающим подходы к пристани.
– Никак воевода глузду лишился. Там же столько добра осталось, – возмущались ватажники.
Другие, понявшие, в чем тут дело, их просвещали:
– Это у вас мозгов с пригоршню. Гляньте, улицы-то каковы… И сотню нукеров не сдержать! Сметут!
– Что, мы им трёпку ране не задавали?
– Задавали! Да только то степняки были. А здесь воины в доспехи убранные, саблями своими кривыми что молнии мечут, не углядеть… Мы тут с двумя схватились, так токмо числом и одолели. Потому воевода и приказал стеречь улицы. Вас, дураков, жалеючи, от ворога беречь!
Ярослав поразился прозорливости Абакуновича: «Не зря он главный воевода в ватаге ушкуйников. За всех думает!»
На площадь натащили добра столько, что в ушкуи не уместилось. Жаль было оставлять, да делать нечего. И так борта ушкуев чуть воду не черпали. Полон, что привели, пустили вольно. А вот жеребца ещё долго держал под уздцы молодой ватажник, не в силах расстаться, будто от сердца отрывал – до чего хорош был конь!
3
Хан Мюрид был в гневе. Его гордость – столичный город Сарай-Берке разграблен и даже местами пожжён. И кем?! Какими-то разбойниками из улуса Джучи.
Уже