один из таких тяжелых дней матушка выпроводила Васю из няниной комнаты:
– Ступай погуляй. Нянюшке отдохнуть нужно.
Вася перед сном молился о Пелагее, просил у Господа здравия. И теперь, выйдя из дому, он шептал и шептал без устали: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!»
Ноги привели в храм. Служба давно закончилась, в храме прибиралась монашенка. Поповича она заметила, но окликать не стала.
Вася вышел на середину, под купол. Смотрел на евангелистов: на орла, на льва, на ангела и быка. Евангелисты высоко, а белый голубь[1] в куполе и впрямь как в небе сиял облачком.
В душе было покойно и радостно, вдруг увидел совсем небольшой, потемневший от времени образ какого-то святого. Попросил душою: «Помолись о Пелагее, о няне. Помоги ради Господа Иисуса Христа». Поцеловал икону и только потом попробовал разобрать надпись: «Преподобный Исаакий Затворник».
Вышел из храма, сел у стены, в тени. Задремал. Увидел веселый луг в золотых гвоздиках. Няню, а на руках у няни самого себя.
Пробудился. Вспомнил сон. И стало страшно идти домой. Но тотчас и пошел.
– Где ты был? – спросила матушка. – Няня-то у нас поднялась.
– Поднялась?! – удивился Вася.
– Да ведь упрямая. Поднялась, и все тут. Довольно, говорит, разлеживаться. Выздоровела.
Вася кинулся в комнатку няни, а она была уже у печи.
– Квас хочу поставить. Жаркие дни наступили. Окрошку будем хлебать.
Перед сном, молясь на ночь, Вася не удержал благодарных слез.
К нему пришла маменька:
– Ты чего плачешь?
– О нянюшке… Я молился, и Господь пожалел нас.
– Ах, Вася, ласковая душа! – Маменька погладила сына по голове, по личику. – Сам скоро нянькой будешь… Кого бы ты хотел, мальчика или девочку?
– И сестричка счастье, и братец счастье. Меня и Павел нянчил, и Ваня. Теперь мой черед.
Родился мальчик. Крестили в честь небесного архистратига Михаила, но ребенок был слабенький, одна хворь сменяла другую. А Вася в младшем брате души не чаял. Убаюкивал скорее маменьки.
Шел 1873 год.
Пророчество
Сено Иоанну Тимофеевичу косил богатый кулак. Всякий год шел торг, для Иоанна Тимофеевича неприятный, проигрышный. Кулак давал восемь – десять рублей деньгами и поставлял шесть возов сухого сена.
– Надувает он тебя! – говорила, сердясь, Анна Гавриловна.
– Матушка моя! – Иоанн Тимофеевич разводил руками. – Шесть возов нам на зиму хватает, а в барышах колокольное сословие от веку не бывало.
Сено привозили на двор. Сеновал сами набивали. Иные возы приходилось досушивать.
Духмяный воздух роднил душу со всею природою. Васе все чудилось: что-то должно объявиться. Жданное с детства, это что-то было так всегда близко…
– Сегодня спим на сеновале, по-богатырски! – закончив работу, разрешил Иоанн Тимофеевич.
Сон с батюшкой на новом сене – радость. Можно раскинуть руки и ноги и впрямь представить себя богатырем.
– Ну вот