—
Лик непостижный Спаса.
И pяcка рясой золотой
Мерцает, как бы под водой
Эфирной ткани темноты
В пруду, где молятся кусты
Небес изображенью —
Воды воображенью.
Всё это вижу из окна.
Ночной рубашки полотна
Достаточно, чтоб телом быть,
И грудь дыханьем остудить,
И стать сознаньем ночи,
Державой снов, короче.
И, в сердце прохлаждая лень,
Увидеть собственную тень —
Знакомый с детства силуэт,
Изглоданный трудами лет,
Под сенью небосклона
В сырой траве газона.
И благодарно созерцать,
Как, самодержец, ляжешь спать,
Наследуя державный сон,
Отчизною со всех сторон
Восхищенный незримо,
Во власти Серафима.
1969
Городу моего детства
Город мой! Ледяная моя колыбель!
Слюдяное мерцание стёкол, метель,
Завыванье печурки, чухонская стынь,
Лёд, Коломна, Беллона, Фонтанка, ледынь…
Всюду мойра, двойная секира и мгла.
Тускло в сумерках бабкина светит игла,
И сестрёнка в платок пеленает батон,
Да за стенкою крыса катает бидон.
Всюду горе и хвори, и злой неуют,
И знобящая грусть, и часы отстают…
Штукатурка в следах чьих-то жутких когтей…
Безвиновное детство военных детей.
Дровяные сараи, подвалов герань.
Материнская молодость. Мирная рань.
И воскреснопоющая всюду пила,
И всё детство – недетские наши дела.
И над всем этим – Город, встающий из мглы,
Засверкавший лучом золочёной иглы,
Возрождённый трудом и любовью святой,
Освятивший нам детство своей красотой.
Арки, полуколонны, Нева, купола…
В этом Городе, помнится, грёза была.
Не моя, но знакомая с детства заря —
Влажный сумрак и листья желтей янтаря.
В этом Городе… Что же я!.. В Городе том
Легендарном, янтарном, кошмарном, святом
Сотворилась надмирная лирная грусть —
Всероссийская сирая трель наизусть…
Что ж! Играй же, надрывная ветра свирель,
Скандинавская зыбь, вест, безлистье, Адель,
Бельт, Коломна, Беллона, мальчишеский бред
И мужская секира убийственных лет!
Я вас видел и слышал в том Городе грёз,
Где растущий и рвущий, торжественный жар
В этом Городе ингерманландских ижор
Я готов разжевать тот имперский желток,
От которого век мой недаром жесток.
И да будет всегда этот Город мой прав,
Пусть превыше судьбы человеческой встав!
Но и в этой ужасной его правоте
Что-то будет не то. Видно, судьбы не те.
1973
К душе своей
Каково тебе, душа, за гордость расплату
Чистоганом получать приправой к салату
Тайной вечери твоей, горечь окаянну,
Пиру