самого Кьеркегора. Нелегко передать идею, лежащую в основе его теории – в высшей степени сложной и выраженной в неясных академических терминах. Для Кьеркегора страх – это «симпатическая антипатия и антипатическая симпатия», направленная на неопределенную причину, вызванная Ничем. Это Ничто подступает к человеку, как будто является Чем-то. В страхе человеческий дух боится сам себя; это и есть предпосылка первородного греха, который пришел в мир через грехопадение Адама. Грехопадение привело к тому, что «грех пришел в мир, и была положена сексуальность». Страх также описывается как «скованная свобода». «Страх обозначает нечто двойственное: страх, в котором индивид… полагает грех, и страх, который вошел в мир вместе с грехом и продолжает входить…» Кьеркегор точно знает, что «отношение чувственности соответствует отношению страха», однако он не может выразить эту связь в точных психологических терминах. Кьеркегор затрагивает также и страх, который возникает вследствие греха, но при отсутствии чувства вины, при этом ему неведома идея вытесненной вины. Страх перед добром он определяет как демонический. Но это и «несвобода, которая хотела бы отгородиться от всего»[42].
Из этих отчасти неясных предложений следует выделить отдельные моменты: страх как «симпатическая антипатия и антипатическая симпатия» указывает на внутренний конфликт в любви, в соответствии со словами Первого послания Иоанна о «несовершенстве в любви». На антагонистические тенденции указывает также и «скованная свобода». Взятые вместе, эти определения приводят к идее подавления любви. Если Ничто вызывает страх, то это ощущение может позволить нам путем рассуждений прийти к чувству одиночества, другими словами, к пустоте или неудовлетворенной жажде любви. Важна также связь страха с грехом и виной. Страх вызывает зло, а зло ведет к новому страху: с этим наука согласна. Стоит отметить: Кьеркегор не сумел ближе изучить прямое отношение чувственности и страха. Он смутно ощутил взаимосвязь, которую ныне проявляет глубинная психология. То, что страх может возникать как замена чувства вины – одно из самых проницательных наблюдений смелого датчанина, которого страдания, вызванные его собственным страхом, побудили к тому, чтобы сойти в глубины собственной душевной жизни, однако его же собственные ограничения помешали ему сравнить личные переживания со страхами других людей. Очень тонко подмечен и часто узнаваемый в страхе фактор удовольствия – один из тех, что и определяют страх. Кьеркегор говорит, что человек боится и избегает страха, но одновременно его любит и тонет в нем; страх завораживает, как взор змеи[43]. Тот, кто имел дело с невротиками, знает, насколько это мазохистское желание удовольствия осложняет исцеление и превращает потребность в страхе в добродетель, – хотя это и не значит, что восхваление страха неизбежно должно быть ошибко й.
Кьеркегоровская психология страха сама требует психологического разъяснения. Это творение автора, сказавшего о себе: «Я не человек. Я меланхолия на грани