вглубь пустошей, не оставив никаких следов, хотя у нас повсюду камеры. Протащил с собой команду поддержки из сильнейших иртханов, потому что в одиночку такое сотворить невозможно. Там, где все началось, погибло больше половины драконов. Их просто призвали, а потом убили. Разом.
– Их же казнят? – спросила я. – Когда найдут?
Кровожадности во мне, конечно, хоть отбавляй, но в эту минуту мне показалось, что смертная казнь для таких уродов – это слишком мягко.
Леона повернулась ко мне, оставив за спиной вечерний Зингсприд.
– К вопросу о том, почему я хочу тебя увезти.
– Я уже объяснила…
– Информация о том, что случилось в Ортахарне, просочилась в прессу.
– А?
– Записи с камер из отеля, когда ты прыгнула. – Леона пожевала губы.
– Да не плевать ли? – спросила я, нахмурившись. – Кого это сейчас интересует?
– Пока что эта новость задвинута на задний план, но когда пройдет время… Мы думали, что это провокация против закона об отключении защиты, но теперь… Рэйнар считает, что кукловод Мелоры в Ортахарне и устроивший бойню в Зингсприде – одно и то же лицо. Тебя он выбрал потому, что к тебе легче всего подобраться. Поэтому тебе лучше вернуться в Мэйстон, Танни. И какое-то время побыть в Скай Стрим.
Я покачала головой.
Кофемашина за моей спиной принялась шипеть, но я не обернулась. Мне здорово не хватало пледика, потому что, несмотря на зингспридскую жару и климат-контроль, сейчас меня колотило от холода.
– Леона, ты понимаешь, о чем просишь?
– Очень хорошо. Когда десять лет назад назревал заговор против Рэйнара, он собирался запретить мне выступать.
– Тогда ты должна понимать, что…
– Дослушай. Я отказалась, потянула время, и в ту ночь мы оба выжили каким-то чудом. Каким-то чудом не пострадала ты. Тот, кто все это устроил, взорвал Лаувайс и спровоцировал налет, но сейчас мы даже не представляем, какие возможности у того, кто способен провернуть такое и уйти незамеченным. Поэтому, Танни…
– Нет. – Я замотала головой. – Нет.
– Танни, твой отец мертв.
Готовая продолжать возражать, осеклась.
– Мой…
– Да, – подтвердила Леона. – Диран Барт.
Я вернулась к кофе.
Одну чашку протянула сестре, вторую взяла себе и обхватила ее руками просто потому, что мне надо было кого-то обнять. Мой отец, конечно, был тем еще наблом, но в редкие моменты просветления (в частности, когда была жива мама), он вел себя адекватно. Таскал нас с Леоной на руках, водил в парк, носился с мамой, когда она лежала в больнице.
В общем, нельзя сказать, что он был полным засранцем.
Или можно?
Мысли в моей голове насаживались одна на другую, как продукты на шпажку для канапе, и последней оказалась ключевая.
Мой отец.
Я понимала, что сейчас совершенно не время об этом думать, но я не могла.
– Что с ним случилось? – спросила я совсем не то, что хотела.
– Инсульт.
– А.
– Его охраняли,