прав. Но мне тяжело видеть её с ним… Я не могу их видеть вместе!
Егор обхватил руками голову, сжал виски. Настя ничего не ответила, терпеливо ждала, когда мужчина продолжит говорить. Некоторое время он сидел молча и неподвижно, затем снова посмотрел на девушку и, наконец, продолжил:
– Ненавижу её за то, что она с ним, за то, что так и не смогла простить меня.
– Есть за что прощать, Егор? – пытливо спросила Настя.
– Я не могу сейчас об этом с тобой… Настенька, не настаивай. Я всё разрушил тогда, но я пытаюсь, каждый день пытаюсь искупить свою вину перед ней. А она этого не замечает, не видит! Не хочет видеть и замечать. Не даёт мне ни малейшего шанса. И к детям не подпускает.
– Егор, – голос Насти прозвучал звонко и строго, наверно, именно таким тоном она объясняла непослушным своим ученикам какие-то очевидные истины. – Если ты её любишь, смирись! Потому что, если ты этого не сделаешь, то разрушишь всё – свою жизнь, её жизнь и, главное, жизнь ваших детей. Ты знаешь, – она сделала паузу, посмотрела на мужчину взглядом, в котором вспыхнуло волнение, продолжила нервно. – Я так тебе завидую! Да, Егор! Не удивляйся, – пресекла его протест девушка. – Ты как-то спросил меня, где отец Никиты. Помнишь? Я ничего тогда не смогла ответить. И ты, наверно, решил, что он бросил меня с ребёнком. Так вот, теперь я уже могу об этом говорить. Почти три года уже прошло, как я стала вдовой.
Егор поднял голову, опустил руки на стол и удивлённо переспросил:
– Вдовой?
– Да, вдова в восемнадцать лет… И беременная его ребёнком. Но это я уже потом узнала, когда Гриши не стало… Это и спасло меня тогда. Гриша, он… Он в милиции работал, с очередного задания не вернулся. Гриша пообещал в тот день, что вернётся… Но уже не вернулся. Вот и не стало отца у Никитки… Даже не видел своего отца ни разу… Я часто думаю о том, что пусть бы он лучше ушёл от меня к другой женщине, но остался бы живой… Так страшно терять любимого человека! Я тогда почти ничего не помню, как мне сообщили, что Гриша погиб. Не помню, как отреагировала. Только помню, что как-то в больнице оказалась. Мне капельницу делают, а я ничего не чувствую. Ни боли, ни слёз, ничего. И только, когда анализы показали, что я беременна, я смогла расплакаться наконец-то.
Егор внимательно слушал девушку, его рука накрыла её подрагивающие пальчики и крепко сжала. Настя продолжила запальчиво:
– Женщина, которую ты любишь, счастлива! Ты не представляешь, как это хорошо, Егор! Отпусти её, дай ей жить, как она сама хочет. И тогда тебе станет легче! А ещё у тебя сын. Такой серьёзный, надёжный мальчик. Я видела его, он мне очень понравился. И на тебя очень похож, – добавила девушка с улыбкой. – Мы должны жить ради наших детей.
Мужчина с нежностью смотрел на Настю, не отпуская её пальцев из своих рук, он произнёс:
– Ты не разучилась улыбаться, Настенька. А я вот так и не смог научиться… В тебе такая лёгкость, беззаботность, как будто ты и горя никогда не знала. Наверно, это мудрость. Ты, девочка, намного мудрее меня, мужика, который старше тебя