телеку и в натуре – это разные вещи, – повернулся к нему Андрей. – Уверен я почему-то, что специально те пацаны лес подожгли. Уж больно вид у них был шкодливый. Не знаю, что меня на эту мысль о поджоге натолкнуло, какая деталь, не могу теперь понять, столько времени прошло, но я уверен, что прав.
– Поехали туда, – скомандовал Тимофей. Всё, что касалось леса, он принимал близко к сердцу. – Разберёмся на месте.
Матвей с готовностью его поддержал:
– И то правда. Что язык бить, когда посмотреть можно.
Доехали быстро. Андрей точно сказал – пятнадцать минут.
Они остановились у делянки, вырезанной совсем недавно, видимо, этой зимой.
– Прям на дороге режут, – осуждающе покачал головой Костя. – Вроде это запрещено. Тут же черта города, тут же тебе и лесозаготовки. Весь вид испортили.
– Здесь и горело, – глухо уточнил Андрей, сразу потемнев лицом. – А дома-то рядом. Видите? Рукой подать. Как город уцелел?! Тут ведь полно построек из брёвен. К самому лесу дворы подходят.
– Подождите меня здесь, – тоном, больше похожим на приказ, чем на просьбу, попросил Тимофей и пошёл вперёд. Туда, где шла кромка оставшегося леса. Он хотел поговорить с деревьями, хотя и так всё понял.
Он направился через делянку, так было короче, но это только показалось, потому что из-за оставшихся брёвен, идти было неудобно. Взяли только сосну, а берёзы, которых было много, и осинник просто бросили. Частично собрали в кучи в небольших ямах, но очень много обрезков осталось лежать раскиданными как попало по всей делянке.
Брошенные деревья заросли травой, их плохо было видно, и вполне можно было сломать себе ноги или свернуть шею.
Тимофей мрачнел всё больше. Это варварское, бессмысленное уничтожение лесных ресурсов не укладывалось в голове.
В лесу его поразила тишина. Он привык, что деревья даже без ветра тихонько переговариваются между собой, сплетничают, перешёптываются о чём-то, а тут – оглушительная, мёртвая тишина!
Он подавил негодование (да что там – бешенство!), закипевшее в нём, пока он шёл через делянку, глубоко вздохнул несколько раз, успокаиваясь, подошёл к берёзке, стоящей у самого края, погладил её по стволу и тихо спросил:
– Ну, что беспокоит тебя, красавица?
Берёзка встрепенулась, заволновалась, зашелестела, зашепелявила, и Тимофей с трудом разобрал невнятный лепет:
– Жгут, жгут… Специально… Страшно… Беда пришла… Беда… Злоба кругом, зависть, жадность… Ох, жадность…
– Больше не будут, – тихо, но твёрдо пообещал ей Тимофей, ласково дотрагиваясь до шершавой коры. – Отведём мы беду. Это нам по силам. Не сомневайся.
Берёзка залепетала невнятные слова благодарности и надежды, Тимофей в последний раз коснулся её, прощаясь, и пошёл туда, где стояли друзья.
– Пацаны за деньги жгут. Бросят им сотню, они и чирикают спичками, стервецы, – сквозь зубы процедил он. – Выпороть бы поганцев покрепче, чтоб не повадно было. А потом так называемые