плавно, величаво, и почему-то окружающие расступались пред ней, а самое главное, провожали её взглядом. Если она делала, как бы лениво, молчаливый жест рукой, то все с готовностью выполняли её указание. Говорила она редко, но если начинала говорить, то остальные замолкали.
Говорила тихо, медленно, но с какой-то настойчивой твёрдостью, как бы не терпя возражений, и никто ей не возражал. На лице всегда была постоянная полуулыбка, эта улыбка иногда выражала лёгкое пренебрежение, а иногда доброту и ласку. Маленькие глазки просверливали говорящего насквозь, и он мог внезапно замолкнуть. «Ведьма», – подумала я и любезно ей улыбнулась. Валерка взял гитару и стал петь. Все начали ему подпевать, забылась городская суета, стало свободно, хорошо и спокойно.
Потом Валерка ударил по струнам и запел громко с озорной хитринкой в глазах:
Моя дорогая не блещет
Красою,
Ни милой улыбкой,
Ни русой косою,
Ни маленькой ножкой,
Ни прелестью стана,
Чем блещут всегда
Героини романа.
После этих слов все стали незаметно поглядывать на Марию, как будто эта песня посвящалась ей. А он продолжал:
Признаться нескромно,
Но всё же не скрою,
Я сам дорогую купаю
И мою.
Я с милой одежды
Снимаю несмело,
Чтоб видеть скорее
Желанное тело.
Чтоб видеть и трогать,
Себя обжигая,
Желанный кусочек во рту
Зажимая.
И что бы на жарком костре Вы ни варили,
Нет лучше картошки,
Картошки в мундире!
Закончив сладостную песню, он скомандовал: «Налетай!», показывая на догорающий костёр, где под углями и пеплом лежала чёрная аппетитная картошка. Все начали с большим усердием доставать её, проглатывая нетерпеливые слюни. В то же время Валерка жестом показал мне на лес, и уже через минуту мы встретились. Как же было прекрасно в зеленеющем и пахнущем весной лесу! Одурманенные запахом и красотой, мы почувствовали такое единение с природой, что теперь уже не космос, а я, он и природа были единым целым.
Наша страстность была уже другой, не слабой, нет, но сопровождавшаяся такой хрупкой щемящей нежностью, что хотелось плакать как перед разлукой. Я сильно прижалась, желая полностью раствориться в нём. И в пиковый момент потери сознания шептала: «Ты, ты, ты понимаешь, что ты это я, ты это я!» – «Да, – закричал он, дойдя до полуобморочного состояния, – ты, это я, ты, это я!» Обратно возвращались, крепко держась за руки, как будто боялись потерять друг друга. Шли очень медленно, ноги не подчинялись нам. Наконец вышли к опустевшему, догоревшему костру. Вдруг около Валеркиной палатки я увидела ведьму. Валерка лихорадочно отбросил мою руку, а из открытого полога палатки выглянула счастливая девчушка: «Папочка, папочка, где же ты пропадал, мы так долго ждали тебя!» – «Солнышко моё, я любовался природой», –