что меня ждёт, отгоняла любые мысли, которые приносили страх и неуверенность.
– Раздевайся, – не без удовольствия бросил братец, стоило нам войти в комнату.
Колкий ответ ядом коснулся губ, но я промолчала и в полной тишине принялась распускать шнуровку платья. Когда оно змеёй соскользнуло на пол, укрыв ноги воздушной пеленой, я не выдержала, вздрогнула. Нижняя сорочка совсем не скрывала очертаний моего тела, и насмешливый взгляд Алана, казалось, пробирался в самую душу.
– Не бойся, сестричка, меня совсем не интересуют твои прелести.
– Я не боюсь, – упрямо вздёрнула подбородок и сжала руки в кулаки.
Если бы я была так же сильна, как наш кузнец, то с удовольствием ударила бы братца по его довольной физиономии, а потом ещё и ещё раз, пока не стёрла бы с губ эту гадкую ухмылку. Но моей силы хватит лишь на звонкую пощёчину, которая не принесёт облегчения ни мне, ни тем более матушке.
Алан пожал плечами и отвернулся, раскрывая дверцы моего шкафа и вышвыривая из него одно платье за другим.
Я лишь прикрыла глаза, прося у неба выдержки.
– Ты что, собиралась уйти в монастырь? – недовольно бросил братец через несколько минут.
– Что? – произнесла растерянно, совсем не понимая, почему он сделал такой вывод.
– Твоя одежда достойна скромной монашки, неужели среди твоих шмоток нет ничего откровенного?
Его возмущение было искренним и таким неподдельным, что я всё же не сдержалась, съязвила:
– А ты надеялся увидеть здесь гардероб из дома терпимости?
Но язвительность цели не достигла, а лишь развеселила его:
– О, боги, Дженис, в каком веке ты живёшь? Дом терпимости, – повторил, кривляясь, – нормальные люди называют такие места борделями.
Я почувствовала, как лицо вспыхнуло от стыда, и предпочла промолчать.
– Вот, это подойдёт, – он выудил из глубин шкафа прозрачную сорочку, расшитую золотой нитью. Если честно, я даже не знаю, откуда она там взялась, потому что мы с матушкой точно ничего подобного не заказывали.
– Примерь, – бросил мне, и я каким-то чудом поймала её.
Нет, сдаваться я была не намерена, но всё же:
– Отвернись, – попросила, проклиная себя за дрогнувший голос.
– Как скажешь, сестричка, как скажешь, – вновь растянул губы в язвительной усмешке и отвернулся.
Трясущимися руками я скинула сорочку и кое-как натянула прозрачное безобразие, лихорадочно вспоминая, как же оно оказалось среди моих вещей. Не Алан же подкинул, в самом-то деле!
А когда справилась с завязками, то кинулась к кровати, на краю которой лежал длинный халат, и закуталась в него.
– Готова? – не поворачиваясь, бросил братец и подмигнул мне. Только сейчас я поняла, почему он так легко согласился отвернуться. Потому что в зеркале было всё прекрасно видно.
Густой румянец за мгновение разлился по лицу и шее, а Алан лишь рассмеялся.
– А ты хороша, сестрица, – гаденько ухмыльнулся он, – даже жаль, что нас связывают кровные узы.
– Жаль, –