воспоминания о нежности, с которой когда-то она сама протягивала мне флягу за флягой. Раздумывал об этом все эти дни, пока не понял: там, в озере я вижу слишком чёрную, слишком мутную воду. А должен – своё отражение. Я смотрю в её гладь и вижу лишь тёмные подтёки яда, извивающимися скользкими тварями поднявшиеся к поверхности озера. Стоит только опустить туда руку, как они набросятся на неё, чтобы сожрать, чтобы разъесть до костей, до полной ампутации конечности.
Просыпался среди ночи именно от этого сна. Всё казалось, если сделать ещё один шаг вперёд, если приглядеться получше, то можно увидеть сквозь густые, вонючие пары отравы ту самую чистую, хрустальную, прозрачную водную гладь…и уже через секунду это наваждение спадает, уступая место омерзению к тварям, раззявившим свои зубастые пасти в предвкушении жертвы, и к самому себе, способному шагнуть в это уже болото ради мерзавки, так просто забывшей обо мне.
Хотя сейчас я был уверен: ни хренааа…сейчас она помнила обо мне каждую минуту своей жизни. Каждую ничтожную секунду, в которую её ломало от неизвестности и страха. И мне нравилось думать о том, что она боится. Смешно. Когда-то я готов был выдрать собственное сердце из груди и преподнести ей, только чтобы доказать, что не причиню вреда, чтобы никогда не увидеть и проблеска боязни в зелёном мареве её глаз. Сейчас? Сейчас я наслаждался этим зрелищем. Перематывал камеру наблюдения, увеличивал изображение и, поставив запись на паузу, застывал перед монитором в поисках того самого страха…а после впадал в состояние, близкое к оргазму, когда находил. Ведь в этом и заключается самая настоящая власть над человеком. Не в клетке, не в поводке или ошейнике, не на конце иглы. Нет. Это в страхе. Даже если она за километры от тебя. Даже если между вами города, страны и долгие годы разлуки. Страх. В нём и только в нём одном моя власть над ней. Я поддерживал его в девочке всё это время. Мне с некоторых пор катастрофически мало просто её тела. Мне душу её надо. Вытрясти. До крошки всю. До последней капли высосать, опустошить. Её тело…оно ничем не отличается от тысячи таких же. Всё дело в яде внутри неё. Том, что делает это тело тем самым моим наркотиком, той самой моей грёбаной одержимостью, которая выкручивала изо дня в день все эти годы.
– Александр Владимирович, – Мороз развернулся у самой двери, – не ест она ничего. Римма завтрак её к ужину выносит, а ужин – следующим утром.
– Хорошо. Можешь идти.
Упёртая ведьма. Впрочем, разве я ожидал, что с ней будет иначе? И ведь меня заводила эта игра. Заводила, и в то же время я начинал подсаживаться теперь не только на эту дрянь с глазами русалки, но и на любую информацию о ней. Звонил из Питера или из Берлина на остров, чтобы услышать от Риммы, как она провела день. И плевать, что каждый следующий звонок был похож на предыдущий, за исключением названий блюд. Мне просто нужно было услышать, что она проснулась, что она в том же месте, заключённая в моей клетке, в моей власти.
Включил снова монитор, приближая лицо к экрану и глядя на сидящую на