речаемся с ней буквально, лицом к лицу.
Как встретилась я.
Не знаю, померкнут ли когда-нибудь воспоминания об этом моменте, поблекнут ли яркие краски, сотрется ли в памяти хотя бы частица, тысячная доля мгновения, – не знаю, но думаю, что никогда.
Никогда.
А самое страшное – это когда ты признаешься, что ждал этого. Подспудно, подсознательно, не давая себе отчета. Так произошло и со мной. Мне было страшно, но я старалась об этом не думать, как делал бы каждый на моем месте, из чувства самосохранения.
Но я ждала…
И вот я стою посреди комнаты, полной людей, но для меня их словно нет. Я не чувствую их поддержку, не верю, что кто-то из них может мне помочь. Но мне кажется, что я не ощущаю страха, хотя, возможно, переживаю последние минуты своей жизни. Сейчас, в этот самый момент, стоя перед черным дулом пистолета, глядя в глаза любимому человеку.
Глядя в глаза смерти…
Часть первая
Меняем реки, страны, города… Иные двери… Новые года… А никуда нам от себя не деться, А если деться – только в никуда.
Глава 1
В тот день я опоздала – в метро был жуткий коллапс. Вся в мыле я ворвалась в офис, держа в нетвердых руках бумажный стаканчик с кофе. Ноги тряслись, поступь была неровной. Один неверный шаг, поворот или просто вздох – и я могла запросто оказаться на полу. Что бы это повлекло за собой, даже страшно представить. Брюки были и так далеки от совершенства: февральская оттепель в Москве не оставляет шансов. В этот день на утро было назначено совещание у генерального. Что ж, лучше объясниться с ним, чем хотя бы встретиться взглядом с непосредственным руководителем. Но мне повезло еще больше: первым, кого я встретила, оказалась Настя, которая буквально бежала куда-то с целой стопкой бумаг. Они вываливались из ее рук, а она хватала их на лету и бурно ругалась себе под нос.
– Настена!.. – крикнула я.
– Элина, вот ты где! Ты знаешь, что Фридман уже там, в конференц-зале? Рвет и мечет!
– А это еще почему?
– Ну как почему – ничего не готово, а французы уже завтра будут здесь. Он же должен все знать, а половина управлений не предоставили отчеты…
– Да он и так все знает.
– Ага, как бы не так…
Мы забежали в конференц-зал вместе. К тому моменту я успела скинуть пальто и выбросить пустой стаканчик в урну. Улыбаясь всем собравшимся, я сделала вид, что помогаю Насте разобрать бумаги. Кажется, пронесло…
Через пятнадцать минут все заняли свои места. Совещание началось.
Для того чтобы все встало на свои места, я попытаюсь кратко описать всех действующих лиц, а также ситуацию, в которой я тогда оказалась.
Я работала менеджером по коммуникациям в фармацевтической компании «ЕвроФарм». Не буду вдаваться в подробности по причинам, которые будут совсем скоро понятны, скажу только, что в то время мы как раз были на грани заключения сделки с французской компанией, гораздо крупнее нашей. Французы хотели обосноваться на российском рынке, а мы – заполучить иностранного партнера. Разумеется, у иностранцев были и другие варианты сотрудничества, но наш генеральный директор смело утверждал, что у нас есть все шансы на успех.
Генеральный директор, Борис Фридман, – человек на своем месте. Справедливый руководитель и уважаемый человек. Еврей (кстати, как и я). Пятьдесят семь лет. Женат. Жена стерва (насколько мы все знали…).
Его заместитель, Софья Леонидовна, составляла с ним прекрасную пару (в деловом смысле, разумеется, хотя многие считали, что не только). Примерно ровесница Фридмана. Тоже еврейка. «Продвинутая», как называли ее младшие сотрудники. Я никогда не боялась приходить к ней со своими идеями и сомнениями. Она ценила людей, а не их пресловутый опыт и связи. Можно сказать, что с высоким начальством мне крупно повезло.
А вот в остальном все оказалось с точностью наоборот.
Игорь Сладков – мой непосредственный начальник… Сложно охарактеризовать его – особенно сейчас. Хорошие слова как-то не приходят на ум, а плохих определенно недостаточно в моем лексиконе, чтобы описать его истинную сущность. Впрочем, я могу быть очень субъективной – ведь были в нашем коллективе сотрудники – а особенно сотрудницы, – которые считали его верхом совершенства (а возможно, и блаженства). Бытовало мнение, что он переспал со всеми представительницами женского пола в нашей команде. Кроме Софьи, конечно. И меня. Этого-то он и не мог мне простить. И, наверно, из-за этого все и вышло…
Мелочный, дотошный, мстительный, замечающий и запоминающий каждый недостаток, чтобы потом использовать его в своих целях. Готовый на все, чтобы выслужиться перед высшим руководством – и речь идет даже не о Борисе Фридмане, а о людях гораздо выше, кто поставил его сюда и прикрывал все его гнусные делишки. Поэтому он и чувствовал себя почти неуязвимым. Все его прихоти неукоснительно