дворянами, чем едва не сорвали весь праздник. Королевская чета потом долго их отчитывала.
Примус встал рядом с Хаджаром. Когда-то он возвышался над ним неприступной скалой. Почти такой же, как и отец. Теперь же Хаджар внезапно понял, что едва не на голову выше узурпатора.
В зале повисла тяжелая тишина. Все смотрели в центр, где Безумный Генерал, будто истинно сумасшедший человек, даже и не думал кланяться королю. Они смотрели друг другу в глаза. Каждый держал ладонь на рукоятях своих клинков.
Хаджар не мог себе лгать – в детстве он любил своего веселого и мужественного дядю. И именно поэтому следующая сцена так остро впивалась ему в сердце. Когда взмахом меча Примус лишил жизни его отца. Когда он собственными руками вырвал сердце из груди его матери. Когда он бросил его в вечный мрак тесной темницы, превратив в беспомощного уродца.
Перед Хаджаром стоял вовсе не тот дядя, что катал его на плечах и показывал, как одной рукой можно развязать тесемки на женском корсете.
Нет.
Перед ним стоял убийца.
Убийца матери и отца.
Узурпатор.
Он находился так близко, что Хаджар мог бы схватить его за горло. Он мог бы выхватить свой Лунный Стебель и попытаться вернуть покой своим родителям. И в сердце Хаджара в этот момент кипела такая ярость, что пролейся она наружу – и сожгла бы дотла всю столицу. Она бы разбудила древних богов, и те бы отправились в очередной приступ на небеса, чтобы вернуть себе былую власть.
– Приветствую, мой король, – разнеслось по залу.
Все присутствующие на празднике облегченно выдохнули, когда Безумный Генерал склонился перед королем.
Еще не время проливать кровь узурпатора. Еще не время обнажать клинок. Тысячи ночей он мечтал об этом моменте. Сотни дней он размышлял над своим планом. Он сможет потерпеть еще немного.
Его отец и мать смогут потерпеть еще чуть-чуть.
– Мой король, – склонился и Неро, придерживающий железный котелок, заменявший ему шлем.
– Ваше Величество, – расплылась в реверансе Сера.
Она не была подданной Лидуса, и Примус не был ее королем.
– Выпрямитесь, славные герои, – засмеялся Примус.
Его ладони опустились на плечи Хаджара, и тому понадобилась вся выдержка и самообладание, чтобы не стряхнуть их, не выхватить клинок. Он мысленно повторял, что в этот вечер пришел сюда с другой целью.
Как бы ни была глубока и ярка его ненависть и ярость, все же она пасовала перед теми чувствами, что он испытывал к своей сестре. Ее светлый образ был для него путеводной звездой в этом бесконечном пути сквозь бездну. Она вела его за собой сквозь сражение с демонами. Как реальными, так и собственными.
– Песни не врали, достопочтенный генерал, – голос у Примуса, несмотря на напускное веселье, звучал тяжело и устало, – вы не знаете ни страха, ни манер, ни уважения.
Придворные же переглядывались между собой. На их памяти еще не было такого, чтобы король хоть к кому-то обращался