Глаза у него бирюзовые.
В отчаянии смотрела на следователя, а он на меня взглядом полным жалости и какого-то презрения.
Я еще не понимала, что нет никакой справедливости, что никто не станет мне помогать, что Милка будет врать мне в глаза, и что ее отец запретит ей со мной общаться, а мать назовет шалавой, получившей по заслугам. Все они скажут, что я больная на голову идиотка, и никакого гостя у них в тот вечер не было.
– Лучше расскажите, зачем вы ударили себя ножом, Ксения.
– Я? Себя?
– Да. Вы. Себя. Мы были на том месте, о котором вы говорите, и нашли там нож. На нем только ваши отпечатки пальцев. Там нет никаких следов борьбы….
– Он сделал это в своей машине. Не там.
– Что сделал?
– Изнасиловал меня.
Краска прилила к щекам, когда на лице следователя появилось насмешливое выражение.
– В заключении из больницы не указано, что вы подверглись сексуальному насилию.
– А синяки? Я, по-вашему, сама себе их поставила? И руку сама себе сломала? Он убить меня хотел! В землю закопал! В яму! Вы это понимаете?
Следователь пожал плечами и вздернул одну бровь.
– Там не было никакой ямы, вы упали в небольшой ров, и вас, видать, припорошило землей, когда вы поскользнулись. Ваш отец алкоголик, может, он вас ударил?
– При чем здесь мой отец? Вы ведь полицейский, вы должны найти того ублюдка, который это сделал со мной. Почему вы делаете из меня идиотку?
От обиды мне хотелось кричать, слезы пекли в горле, но я не плакала. Не хотела при нем. При этом циничном ублюдке, который пытался убедить меня в том, что я психопатка.
– Ксения, когда погибла ваша мама, какие антидепрессанты вы принимали? И как давно вы начали употреблять наркотики? Кто вам их поставлял? У вас в крови обнаружены следы кокаина. Это ведь недешевое развлечение… У вас появился богатый любовник-барыга? Вы понимаете, что, если начнется расследование, вас могут посадить за распространение наркотиков.
Я резко встала с кресла, чувствуя, как натянулся шов и как потемнело в глазах от слабости.
– Да пошел ты! Продажная тварь! Они тебе заплатили! Тебе и врачам и…. я все понимаю. Как там сказал Борис Маркович – жить и кушать все хотят. Только знаешь…, – я оперлась на стол и склонилась вперед, – у тебя есть дети или будут, когда-нибудь вспомни обо мне… вспомни, как выгораживал здесь чудовище, и бойся, чтоб твои дети не встретились с таким однажды.
– Покажитесь психиатру. Я вам искренне рекомендую записаться на прием и возобновить принятие препаратов. В следующий раз, если надумаете мне угрожать, я вас посажу в следственный изолятор… а возможно, найду у вас пакетик белого порошка. Пошла вон отсюда!
Я хлопнула дверью кабинета, в котором он меня допрашивал, и закрыла лицо руками, меня трясло и подкидывало от понимания, что ничего и никому я не докажу. Я не знаю ни как зовут моего палача, не знаю сколько ему лет. Ничего о нем не знаю. Даже лицо его размазано возникает перед глазами.
Помню только, что я это лицо сильно расцарапала, до мяса, тогда он и ударил меня, а потом выкрутил