неся в руках трубку.
– Кто это? – Если это Сьюзен, я уволю эту тупую овцу. Сразу же уволю. Сейчас же!
– Это Мария. Там… – она запнулась. Я взял трубку.
Тиль удивленно глянул на секретаря, потом вопросительно посмотрел на меня.
– Извини, Герберт, – прикрыл я трубку и вежливо улыбнулся. – Да?
– Дэн? – ее голос звенел от напряжения так, что, кажется, по проводам бежал ток. Сердце со всей силы дернулось в груди и сжалось до нестерпимой боли. Я почувствовал, как спина мгновенно взмокла, а руки похолодели. – Они забрали детей.
Меня все-таки шарахнуло током по всем нервным окончаниям одновременно. Я с ужасом перевел взгляд на брата.
– Кто? – еле разлепил губы, уже отлично зная ответ. Надежда билась в предсмертной агонии.
– Что случилось? – осторожно спросил Тиль, внимательно следя за мной.
– Югендамт2.
– Я сейчас приеду. Ничего не делай, никому не звони. Я уже еду.
– Дэн. – Ее протяжный всхлип разорвал мою грудь в клочья.
– Я сейчас… Я быстро… Я еду…
– Что случилось? – Тиль попытался ухватить меня за руку, когда я пронесся мимо него. Я лишь отмахнулся, выбегая из кабинета, судорожно набирая номер матери.
Глава 3
Не знаю, с какой скоростью я несся по стоящему в час-пик городу, наплевав на все камеры, светофоры и полицейских. Меня колотило так, что пальцы сводило, а пот горошинами стекал по вискам и капал на рубашку. Югендамт – даже спустя двадцать пять лет меня трясет от этого слова, как долгие годы трясло нашу мать и отчима, как трясло всю нашу семью. Югендамт – сучий потрох, из-за которого мы среди ночи едва ли не в пижамах экстренно валили из Лейпцига в дыру под названием Лойтше, а потом еще два года не высовывали носа из дома и как шуганные драпали под родительское крыло, едва заметив чужого на улице. Югендамт – твари, из-за которых мы начали выступать на год позже, которые преследовали нас попятам, вычитывая контракты, графики гастролей, проверяли отели и еще черт знает что! Что же это за напасть на нашу семью? Почему Мари? Кто? Кто мог натравить на нее бераторов? Я лично убью эту тварь! Собственными руками.
К дому Мари мы с мамой подлетели одновременно. Наверное, у меня был такой же вид как у нее – сумасшедший.
– Что она сказала? – схватила мама меня за рукав.
– Не знаю… – Я бросился бегом в квартиру.
Дверь оказалась открытой. Я даже испугался, что русская натворила каких-нибудь глупостей. Мари сидела на диване, в самом углу, поджав ноги, обняв телефон, и смотрела на меня так, словно хотела убить взглядом. Никаких истерик или слез. Просто тяжелый, уничтожающий все живое взгляд.
– Я позвонил адвокату, он сейчас приедет сюда, – сел я рядом с ней. Нет, все-таки ревела: глаза красные и щеки красными пятнами покрыты. – Держись. Нас отбили. И твоих отобьем.
– Мари! – вбежала мама. – Как же?
Она схватила ее за предплечье и чуть сжала. Мари болезненно