и если за ней не ухаживать, не кормить, не поливать, не защищать от бурь и снега, то она может остыть, замерзнуть и даже умереть.
Тонкие ростки любви пробивались к свету…
– Живые! – воскликнула она, сразу их узнав.
Они были чем-то новым, но узнаваемым. Она не помнила их такими маленькими, ведь когда-то давно вырвала их с корнем, не дав вырасти.
Но однажды ее душа встретилась с чем-то особенным, и тогда ростки выросли в дерево, которое она холила и лелеяла всем своим сердцем!
Это был цветок любви, такой великолепный и огромный, что действительно больше походил на дерево.
Это дерево радовало всех вокруг – от пчел до людей – и наполняло пространство не только тонким ароматом, но и музыкой, и светом, и теплом.
Она не просто влюбилась. Она впервые полюбила. Полюбила другую душу. Она прикоснулась к другой душе своим сердцем.
И сердце пело и верило в чудо.
И любовь и надежда долго не оставляли сердце.
Дерево-цветок благоухало и дарило радость и ей, и окружающим.
Но время шло, мечта томилась в душе, не находя выхода.
И однажды цветок увял…
Вместе с ним увяла ее душа, и что-то умерло в ней, казалось, навсегда.
Это была любовь. Девичья любовь.
По законам инициации, она должна была умереть, и ей на место должно было прийти новое воплощение – из девичьего чувства должно было родиться женское.
И она его всегда знала, ждала, чувствовала и предчувствовала…
Но судьба обернулась иначе.
Девочка вытеснила пробуждающуюся женщину. Она стала расти внутри и превратилась в монстра, который забирал у женщины энергии любви, а вместе с ними надежду, радость и ее саму.
Искушенное дитя требовало свою плату.
Увы, но она еще ребенком соприкоснулась с взрослым знанием, которое до поры должно было оставаться для нее тайной…
Она познала власть мужчины над женщиной, так и не поняв, в чем женское счастье.
Ей было больно.
Слезы брызнули из глаз.
И капли, упав на землю, превратились в льдинки, а сердце покрылось снегом.
Сердце ее было теплым, но жгучий снег, покрывший его, заставлял ее ранить тех, кто оказывался слишком близко.
Цветок увял.
Тело росло, а в душе жила девочка-монстр и требовала «новой крови».
Но однажды она встретила заботливого садовника, и он, заметив ее страдания, напоил цветок.
И цветок, хоть и высох снаружи, сохранил в матушке-земле свои корешки.
Садовник научил ее заботиться о цветке и надеяться на новую жизнь.
Она очень старалась. И пусть не все и не всегда у нее получалось, но желание оживить цветок было самым заветным!
И вот теперь ее старания дали свои плоды.
Первые ростки были новой жизнью старых корешков.
Дерево любви возрождалось на свет.
Она смотрела на людей и радовалась.
Она смотрела на женщин и думала: «Как же они красивы!», смотрела на мужчин и восхищалась: «Как же они великолепны!»
Мир казался ей простым и одновременно волшебным, ведь в ее сердце вернулась любовь.
Точнее, она там была, но, прикрытая снегом недоверия, таилась от грубости и теперь согрелась и воскресала для новой жизни!
«Всему свое время!» – пели ей птицы, напоминая о ее горьком детском опыте, а сердце снова радовалось: «Ты – женщина, и это прекрасно!» – пело оно забытую мелодию.
И теперь она звучала совсем иначе, наполняя ее радостью бытия и вовлекая в танец жизни.
– Вот оно – женское счастье! – воскликнула она и закружилась. Она наконец поймала его. Точнее, оно само ее нашло, а все потому, что она снова поверила.
Цветная бабочка тихо опустилась ей на плечо и, взмахнув три раза крылышками, полетела куда-то в небо.
– Как же хорошо! – вздохнула она, обретя спокойствие. Ей не нужно было куда-то спешить, не нужно было суетиться или паниковать и устраивать истерики и никому ничего не нужно было доказывать.
Она вернулась! Вернулась в свое сердце.
Тома жизни
Сегодня мысли ее были тяжелы. То ли бессонная ночь, то ли жара, то ли ПМС… Она и сама не понимала, но сознание путалось, а еще спутанней были желания.
– Пойти на улицу!..
– Не знаю.
– Мороженого?..
– А может закрутить роман с тем блондином, что недавно предлагал ни к чему не обязывающие отношения?!
А может…
Она не знала и снова съела еще одно яблоко, потом прыгнула в так и не застеленную кровать.
– Я в отпуске! Мне можно, – разрешала она себе.
А потом напоминала себе о той неясной перспективе, что ее ждала.
Операция.
Она