круглые глаза и уставилась на дворецкого, приоткрыв ротик и высунув острый, змеиный язычок.
– Я распорядился прибраться там в позапрошлом месяце и весь хлам выбросить,– прокашлял немец.
– Весь, весь?– изумилась Сюзанна, вытаращив глаза еще больше и прикусив в досаде нижнюю губку.
– Ну-у-у, взглянул, конечно, мимоходом…– признался дворецкий – … но ничего ценного не обнаружил. Старьевщик Джексон все утащил в свою лавчонку,– Эммануил солгал. Кое-что все же он из рухляди на чердаке себе прибрал. Канделябр бронзовый – почти целый, чернильный прибор из мрамора – слегка треснутый, медальон без цепочки почти… хрен его знает зачем предназначенный, но не ржавый… поэтому, /а вдруг серебряный/, ну и три черных костяных браслета /а вдруг слоновая кость/. Все это валялось у дворецкого в его хоромах, на первом этаже замка, под кроватью.
– Что делать, что делать?– запричитала Сюзанна, одергивая монастырское одеяние.– Может к старьевщику сбегать? Вдруг он еще не успел ничего выбросить? Бумаги я имею в виду.
– Беги,– отмахнулся от нее Эммануил.– Коли найдешь, то мне и не нужно ничего, вся премия твоя,– и добавил, заметив радостную улыбку на лице горничной: – Ну, разве что угостишь бутылочкой бренди с шальных-то денег. Посидим, поворкуем. Я тебе про жизнь свою расскажу. Она у меня завлекательно складывалась порой. Жаль, что Бог талантами эпистолярными не наделил, обязательно бы книгу написал про свое житье-бытье.-
Сюзанна выскочила не попрощавшись из помещения прачечной, где дворецкий проводил инвентаризацию постельного белья и понеслась в лавку к старьевщику, совсем рядом находящуюся. Миль пять, если полями и огородами.
Старьевщик Джексон очень удивился, увидев запыхавшуюся горничную экс-королевского семейства, которая влетела в его лавчонку и, глотая слоги, принялась выспрашивать про хлам, который ему всучил дворецкий два месяца назад, содрав целый фунт за тряпки и бумажки. За сундук этот мерзавец содрал еще столько же. А когда старьевщик припер его домой, то оказалось, что замок у сундука сломан, а петли перержавели и вообще цена ему как вязанке дров. Которая из него и получилась в итоге,– «Замылил глаза, морда еврейская»,– с неприязнью вспомнил убыточную негоцию старьевщик,– «Ведь глядел там на чердаке и сундучище прямо несокрушимым мерещился, оказался весь жучком изъеденный. Вот ведь негодяй. Колдун, не иначе. Жаль, что нынче их мерзавцев сжигать перестали. Хороший был раньше обычай. Не то, что нынче. Так и норовят объегорить»,– мрачно размышлял Джексон, слушая горничную.
– Чего надо, мисс?– перебил он ее на полуслове.
– Тетрадь там оказалась нужная. Сейчас молодой хозяин спохватился. И еще такой ролик бумажный, три браслета и металлический медальон без цепочки,– затараторила Сюзанна, более внятно.
– Не было там этого ничего,– отмахнулся Джексон.– Не-е, тетради были, много. Я их вон в тот угол свалил. Ищи, а браслетов и медальонов не видел. Только учти, мисс, я ничего за просто так из лавки