Надо просто приказать каждой мышце по очереди – все, хватит. Ну вот, тело обмякло. И тогда его заливает боль – потому что каждая мышца помнит, как это – напрячься до упора, в камень, чуть ли не до разрыва.
И она выдыхает и двигает руками и ногами – так можно растяжение или вывих себе заработать… Но нет, обошлось. Все болит, но все обошлось…
Она смотрит на будильник. Еще даже полуночи нет. Но уснуть сегодня ночью больше не выйдет.
Ну и ладно. Подумаешь – четыре часа подождать. Ей абсолютно не улыбается сидеть на пристани и ждать корабля. Незачем ей там сидеть. Не хочется на людей глазеть. И чтобы они на нее глазели – тоже не хочется.
Взгляд ее переходит к предмету, что лежит справа от будильника: человеческая рука из темного дуба, пальцы застыли в полусогнутом состоянии. Мастер сказал, что так будет легче предметы брать, и оказался прав, но Турин Мулагеш так и не освоилась с этой полусогнутостью: рука кажется ей слишком, до боли, напряженной, словно ей так хочется ухватить что-то, что даже пальцем не пошевелить…
Мускулы живота отзываются на то, что она встает, резким протестом, Мулагеш стонет. Она берет протез и прилагающуюся к нему сбрую, пролезает в знакомые, хорошо размятые ремни и аккуратно пристегивает протез к культе – рука ее заканчивается в нескольких дюймах над запястьем. Оборачивает мягким хлопковым рукавом предплечье, закручивает четыре кожаных ремня, застегивает их, натягивает посильнее.
А потом еще долго возится, то ослабляя их, то наоборот. У нее никогда не получается пристегнуть все с первого раза, всегда что-то не так. Она знает, что у нее никогда не получится сделать все идеально.
Сидя в темноте, генерал Турин Мулагеш пытается снова почувствовать себя целой.
Мулагеш щурится: пассажирский лайнер «Кайпи» подходит к пристани, подобный белому ножу на темной скатерти моря. Она не сразу понимает: это не корабль еле движется – просто у него размер такой. Он огромный, невероятно огромный, почти восемьсот футов длиной. Надо же, раньше такие только для военных нужд и делали, а теперь, по истечении восьмидесяти лет, сайпурская сверхдержава вбухивает огромные ресурсы в роскошный отдых и прочие декадентские забавы.
Однако не гигантский лайнер так бесит Мулагеш, нет. Все дело в том, что она сидит на пристани в окружении многочисленных семейств, голосящих малышей, мрачных подростков, сплетающихся в объятиях голубков-влюбленных и пожилых пар, прямо-таки излучающих удовлетворенность и тихую радость при взгляде на море.
Похоже, Мулагеш – единственная, на кого пребывание в Джаврате не подействовало благотворно. Все вокруг – в легкой тропической одежде, чуть ли не полуголые, а она – нет. Она выглядит совершенно иначе: седеющие волосы собраны в тугой узел, на плечах – чудовищных размеров военная плащ-палатка, прикрывающая протез. Единственная уступка тропическому климату – синие солнечные очки. Впрочем, она их нацепила, чтобы похмельные круги под глазами не так было видно…
Через синие линзы она рассматривает их всех: отцов семейств в коротеньких