проявленное им по отношению ко мне, он решил завершить аудиенцию угрозой:
– Проваливай, пока я не снес тебе голову, Рольф Дерзец!
5
Хастейн лежал на узкой кровати, сколоченной из березовых стволов, между которыми был натянут широкий кусок кожи. Я лежал на земле, связанный по рукам и ногам. Свет от костров слабо освещал нас, просачиваясь сквозь толстое льняное полотно палатки. Шум и крики смолкли. Лагерь успокоился на ночь.
– Ты прекрасно показал себя в общении с Сигурдом Змееглазым, – заметил Хастейн. – Ему часто приходится объяснять одно и то же по несколько раз, но ты, наверное, и сам это заметил.
– Возможно.
– Но ты умело скрыл это, что лучше всего. Ибо ярл Сигурд заслуживает уважения. На поле боя он бьется за пятерых, а его мужества хватит и на десятерых. Если хочешь знать правду, скажу, что на самом деле стереть с лица земли вашу деревушку приказал его второй брат, Ивар Бескостный.
– И где сам этот Ивар Бескостный?
– Он еще не прибыл сюда.
– Но он настолько могущественный, что заставляет всех подчиняться даже в свое отсутствие?
Молчаливый кивок подтвердил мое предположение.
– Если Бьёрна прозвали Железнобоким за неуязвимость, – продолжал я рассуждать, – а Сигурда – Змееглазым благодаря его глазу, наверное, Ивар заслужил эпитет «бескостный» по причине отсутствия какой-то конечности?
Улыбка Хастейна никогда не заставляла себя долго ждать. С этим незлобивым парнем было приятно общаться. Кажется, он проникся ко мне той же симпатией, что и я невольно почувствовал к нему.
– У Ивара Бескостного все конечности на месте, и они будут подлиннее, чем у многих. Но он редко спускается с лошади – возможно, потому его так и прозвали. Это воин ростом с башню, с рыжей бородой и ледяным взглядом. Никто не смеет задавать ему лишние вопросы. А вот почему их младшего брата Хальфдана прозвали «Белой Рубахой»[3], я знаю точно: он моется каждый день и меняет рубаху почти так же часто. Во время военных походов он обязательно берет с собой помощника исключительно для того, чтобы тот стирал ему одежду и брил его.
Из этих слов я сделал вывод – раз привычка дала прозвище, значит, ежедневное мытье было скандинавам в диковинку, несмотря на то что они выглядели гораздо опрятнее моих соотечественников. Вряд ли прошло больше недели с того момента, как Хастейн принимал ванну.
– А у тебя есть прозвище? – полюбопытствовал я.
Он с досадой покачал головой.
– Наличие прозвища не зависит от воли человека. Им наделяют окружающие, и его надо чем-то заслужить. Вот как ты.
– А разве у меня уже есть прозвище?
– Разве ты не слышал, как Сигурд Змееглазый назвал тебя Рольфом Дерзецом?
От меня не укрылась зависть Хастейна, замаскированная улыбкой. Видимо, сражаясь и грабя на протяжении многих лет, он не удостоился чести, какую оказали мне после нескольких минут беседы.
– Сигурд и два его брата родились с разницей в три года, – продолжал Хастейн. – Их отец Рагнар