Какие еще туфли? Зачем?
– Черт подери, Маша!.. Объясню, когда… [неразборчиво]… Вынеси туфли и пальто на парковку! – Гектор газует на желтый. – Просто сделай это!
– Не кричи на меня, Гектор!
– Де… детка… – зрачки Гектора пропадают и выкатываются откуда-то сверху; он пытается собраться. – Прости… мне просто нужно… чтобы ты без вопросов… [неразборчиво]… что я сказал… сделаешь, пожалуйста?
– Ты звонишь и орешь про какие-то туфли! Я ничего не понимаю, Гектор!
– Прости… Прости, черепашка… – он переключает скорость той же рукой, что рулит; правая рука почти не слушается. – Я-я виноват. Я виноват, детка. Мне очень нужна твоя помощь… – Гектор заходит в крутой поворот, пролетая улицу с бордовыми, зелеными и коричневыми купольными маркизами4. – Говорить совсем… [неразборчиво]… Мне нужны туфли и пальто на парковке… Все остальное потом… – Гектор по привычке пытается проглотить слюну, но во рту сухо. – Ладно, милая?..
Пока Мария задумчиво дышит в трубку, Гектор останавливается на еще одном светофоре и наблюдает, как водитель спортивной купе выбегает из машины, – оставляя дверь открытой, – подбегает к впереди стоящему синему минивэну и опирается на его багажник: так, будто не дает чудовищу выбраться. Из минивэна выходит смеющийся парень с поднятыми – как-то так вопросительно и сочувственно – бровями, будто спрашивает: «Ну что ты творишь, дурачина?» – другой продолжает удерживать багажник и что-то прикрикивать.
– Ладно, Гектор. Туфли и пальто, поняла.
– Я буду… – загорелся зеленый; он обгоняет водителей, которые все еще смеются между машин, и замечает на багажнике минивэна наклейку с репликой Ходора «Hold the door!5», – я буду через пару минут.
Через секунду после того, как заканчивается разговор, раздается металлический грохот. За день до этого дальнобойщик, не спавший три ночи, выпросил еще один рейс, чтобы оплатить университет сына; находясь на грани человеческих возможностей, его поля зрения хватило лишь на то, чтобы увидеть сигнал светофора, которому он привык доверять; к сожалению, приятель светофор не был обучен проверять дорожную ситуацию – хотя технически это возможно – и сказал водителю: «Езжай, все чисто». Шестидесятитонная цистерна с молоком въехала в купе и минивэн, превратив их в жестяные груды, напоминающие пару смятых банок из-под газировки.
«Только что они смеялись, – думает Гектор и продолжает вести машину, – а теперь от них остались лишь тряпки и пенсионные накопления. Вряд ли кто-то будет разбираться в тонкостях этой аварии; вряд ли кто-то сделает из нее вывод о том, что существует некая очевидная проблема дорожных происшествий, которую можно устранить автопилотами или нейросетями для регуляции движения; и уж точно вряд ли кто-то потратит деньги, чтобы ежегодно сохранять более одного миллиона человеческих жизней, что по количеству людей сравнимо с населением Екатеринбурга. Все, что человечество может предложить водителю цистерны – сесть в тюрьму и подумать о своем поведении».
Справа от трясущейся руки Гектора лежит телефон.