с Тимуром – менее ста. Все остальное время преобладала разрушительная раздробленность. Совсем не случайно А.Е. Снесарев характеризует Казахстан и Среднюю Азию до вхождения в Российскую империю как регион перманентно и генетически неустойчивой государственности (а можно сказать, что и эфемерной). Его целиком либо частично не раз завоевывали извне. Последний раз это сделал знаменитый правитель Ирана Надир-шах в 1739 г., но дальновидные стратеги России в условиях колониальной экспансии Англии понимали, что «последний раз» еще не означает «в последний раз». Так или иначе, но с конца XVI в. стабилизирующей централизации в Средней Азии (не говоря уже о Казахстане) не наблюдалось вовсе. Что еще хуже, возможности ее конструктивного объединения изнутри были практически исчерпаны и утрачены.
Вставал, таким образом, вопрос, кто объединит, умиротворит и посильно обустроит регион извне. Наиболее естественным путем сюда продвигалась Россия – геополитическая преемница Чингисидов, Тимуридов и Белой орды в лице своего Белого царя и Белого генерала (генералов). Насколько, однако, квалифицированно и умело проводила Российская империя этот процесс, осуществляла свою историческую миссию?
Ответ на этот вопрос применительно к разным периодам, этапам и эпохам будет различным. До XVIII в. процесс продвижения в Азию был достаточно поступателен и размерен. Но затем на стабилизацию Казахстана методом проб и ошибок ушло 140 лет. Известный востоковед прошлого века, историк Средней Азии В.В. Григорьев отмечает, что еще при Петре I российская государственность обладала добротным знанием Востока и умела внушить к себе уважение, как моральным авторитетом, так и силой. Конкретные планы и распоряжения Петра I свидетельствуют, что он отнюдь не стремился к завоеваниям в регионе, а лишь к выгодным контактам и посильному политическому влиянию. Но затем российская политика в центре Азии попала в ловушку наивных, в сущности, представлений о номинальном (мнимом) данничестве и подданстве кочевников и ханов оазисных государств. Ряд мер общения с казахами и представлений о том, как им помочь улучшить свою жизнь, отличался утопизмом в стиле Руссо и мог вызвать только насмешку объектов подобных благодеяний (В.В. Григорьев пишет о синтезе «идиллического европеизма с непроходимым бюрократизмом»). Долгое время в региональной политике не было и единой системы: в одном только Оренбурге каждый новый губернатор начинал как бы с нуля. Слишком долгое время западники – поверхностные эпигоны Петра I – продолжали ломиться в открытое Петром окно Европы, забывая при этом о важности азиатских опор державы (их важность была заметна со стороны; вассалитет Хивы по отношению к России признавал Надир-шах, но… не правительство Анны Иоанновны). В этом отношении абсурдно было стремление ближе к концу XVIII в. не вмешиваться в распри наших заграничных подданных; при всей нежелательности грубого вмешательства полное самоустранение из естественной сферы геополитического влияния явно недопустимо.
В.В.