будто мы организовали престижный клуб всего с двумя членами, и его это устраивало. Но меня-то нет. Я так хотела от него ребенка! Это было моим единственным желанием, а Бен отказывал мне в возможности клонировать нас и начать сначала. Разве не об этом все мечтают? Я знаю: его нежелание иметь детей как-то связано с его прошлым, с семьей, но он никогда мне ничего не рассказывал. Он говорил, что в некоторых случаях о прошлом лучше забыть навсегда, и с этим я согласна. Не то чтобы я ему рассказывала правду о своем прошлом. По мере взросления мы обмениваем валюту нашей мечты на реальность.
Я говорю себе, что не может быть так сложно найти хоть одну недавнюю фотографию Бена. Когда-то у нас таких фотографий были полные альбомы, но потом я перестала их делать. Не потому, что воспоминания ничего для меня не значили, а потому, что я всегда думала: мы создадим еще больше воспоминаний. Я знаю, что другие люди любят делиться всеми событиями своей частной жизни, выкладывая фотографии в социальные сети, но мне это никогда не было близко, да и Бену тоже. Тут наши взгляды совпадали. Я слишком много сил потратила на то, чтобы защитить свою частную жизнь, чтобы так вот просто выставить ее на всеобщее обозрение.
Я опускаю лестницу, ведущую на чердак, и взбираюсь по ступенькам, уверяя себя, что все еще ищу фотографии. Во всех остальных местах я уже смотрела. Предполагалось, что переездом и распаковкой вещей занимается Бен. Наверное, где-то здесь есть коробка, полная старых фотоальбомов, и здесь же хранятся другие наши вещи, которых я не вижу в доме, – книжки, украшения и прочий хлам, следы нашей совместной жизни. Я включаю свет на чердаке.
Я оглушена тем, что предстает моим глазам.
Здесь пусто.
Буквально – пусто. Ощущение, что большая часть жизни, которую я помню, просто исчезла и от нас почти ничего не осталось. Я ничего не понимаю. Словно мы тут и не живем.
Мои глаза продолжают осматривать пыльный пол и паутину в неровном свете единственной лампочки. И тут я замечаю старую обувную коробку в дальнем углу.
Потолок здесь низкий, и я ползу на четвереньках, пытаясь защитить лицо от пыли и пауков, таящихся в темноте. Здесь холодно, и когда я снимаю крышку с коробки, мои руки дрожат. Я заглядываю внутрь и чувствую приступ дурноты.
С коробкой под мышкой я спускаюсь с чердака и гашу за собой свет. В моей душе страх мешается с облегчением. Я боюсь предположить, что это может значить, и рада, что полиция не нашла коробку. Я прячу ее на дно платяного шкафа среди других таких же коробок – в которых лежит то, что и положено. Затем я практически падаю в постель, даже не раздеваясь. Мне просто нужно немножко полежать, иначе я не переживу завтрашний съемочный день. Я закрываю глаза и тут же вижу лицо Бена, даже фотография мне не нужна. У меня ощущение, что те мы, какими я нас считала, разрушаются от одной лжи к другой, и ничего не остается от нас, кроме развалин брака.
Я начинаю думать, что совершенно не знала своего мужа.
Двенадцать
– Пора