они падать перестали, он приспособился и к тому, что они больше не падают»15.
– Это был знак? – Спросила Элизабет, Лино. – Балка…
– Изменить свою жизнь? – Кивнул он. – Да! Пусть даже так… некрасиво.
Она смутилась, задумалась.
– А могла эта балка не значить ничего?
– Могла…
Он улыбнулся её зелёным глазам.
– И не значила. Но иногда… не можешь сделать первый шаг!
– И ты не мог?
– А ты могла… тогда в Блэк Оак?!
Элизабет смущённо заулыбалась.
– Не могла, Лино!
Ямочки на его щеках.
– И я не мог!
Ей захотелось сказать Лино:
– Флиткрафт мудак, но не ничтожество!
Он внимательно посмотрел на неё.
– Почему, Элизабет?
– Ничтожество – это человек, который…
– Не меняет ничего? – Подсказал Лино, Элизабет. – Хочет, но не меняет.
Она больно посмотрела на него.
– Ты тоже не менял, да!?
– Я не мог выбрать…
Он тоскливо улыбнулся.
– Я мудак, да!?
– Нет, счастье моё, ты – отец…
Элизабет посмотрела на Лино очень ласково.
– Ты сделал правильный выбор!
Лино курил сигару в своём кабинете и слушал Richard – «Tight»16.
Ему было неспокойно.
Поняла ли она его, Элизабет?
Поняла ли она, что он был не свободен?
Он понял; она сама себе не принадлежала!
Он это понял!
Лино вспомнил «Он никогда не жалел о содеянном, поскольку считал своё поведение оправданным».
«Он приспособился к тому, что балки падают, а когда они падать перестали, он приспособился и к тому, что они больше не падают».
Он подумал, – Я тоже «приспособился»?
Ради Рика?
Или ради себя?
Лино «отпил» от сигары «Gurkha».
Он встал, – вдруг, встал, и пошёл к своей любви. В голове гремело; прости меня, я думал, что себя можно сломать, а оказалось, что себя не сломаешь!
Элизабет готовила ужин, когда Лино пришёл и обнял её.
– Прости меня, девочка моя!
Он прижался к ней, вздохнул, и она вспомнила «По его словам, он любил свою семью, как все любят, но, во-первых, он оставлял её обеспеченной, а во-вторых, он любит домочадцев не настолько, чтобы разлука с ними была для него мучительной».
Элизабет стало больно.
– Я не понимал; когда приспосабливаешься, будь готов: однажды тебе станет стыдно!
Лино крепко обнял её.
– И мне стыдно – перед тобой!
– Я тебя не осуждаю! – Сказала ему, она.
– Осуди, скажи, что думаешь, накричи, дай пощёчину!
Элизабет удивилась, отстранилась, повернулась к нему.
– «Осудить»? «Накричать»? «Дать пощёчину»?..
Она посмотрела на него очень ласково.
– Я никогда