было ухаживать за нею. Собравшись с силами, все же сказал ободряюще:
– Теперь вы вдвоем. Боня будет охранять тебя.
– Дочка улыбнулась ему, шевеля пальчиками, которые доставали котенка, и она закованная гипсом впервые ощущала приятную мягкую шерсточку и тепло маленького живого существа, которое собравшись калачиком тихо посапывало у ее руки.
Отец ушел в школу, Машенька осталась одна. Она смотрела в белый потолок, на котором уже изучила все трещинки и пятнышки.
Несколько часов тому она, оставшись одна, что бы ни думать о переломе позвонка и отвлечься от постоянной боли плакала, вспоминая о маме, которую очень любила. Корила себя за то, что при ее жизни мало выказывала ей свою любовь и просила за это у нее прошение. Содрогаясь от плача, думала о том, как ей, родненькой и ненаглядной мамочке, неудобно, плохо и страшно лежать одной в сырой и холодной земле. Заливаясь слезами, которые вытереть с лица было некому, просила свою миленькую и дорогую мамочку появиться хотя бы на миг и забрать ее к себе, чтобы они всегда оставались вдвоем там, где постоянно светит теплое солнышко или стоит непроглядная звенящая от холода темнота. Мысленно обращаясь к матери, говорила, что будет, не только очень сильно любить ее, но и во всем слушаться и помогать – только бы она забрала ее к себе.
– Я не хочу жить, мамочка, – глотала слезы она, – возьми меня к себе. Я буду самой ласковой и послушной дочерью в мире. Я хочу прикоснуться к тебе и поцеловать в щечку. Я хочу целовать твои ласковые и заботливые руки, которые так много делали для меня, а я это не всегда ценила.
Устав от слез, она забылась коротким и тревожным сном, что бы вскоре проснуться от того нестерпимого зуда на закрытой гипсом голове и острого желания почесать тело, закованное в гипс. Но ни того, ни другого она не могла сделать потому, что ее руки и ноги были парализованы. Она не могла не только подняться, но и пошевелиться.
Теперь же тревожные прежние мысли мельком пролетели в ее голове, так как все ее внимание было сосредоточено на маленьком живом комочке, которого она не видела, но ощущала пальцами. Затаив дыхание, Машенька все теми же пальцами правой недвижимой руки определяла, как поднимался и опускался его бочок, сознавая, что он дышит. На личике Машеньки появилась улыбка, а в глазах вспыхнул интерес к маленькому и беззащитному существу. Хотела, было позвать его, но спохватилась, пускай поспит. Во сне ему не так будет хотеться к своей маме, которая тоже ждет своего сыночка и горько плачет.
– Не плачь кисонька, – дрогнувшими в волнении губками произнесла она, что бы ни разбудить Боню, – тебе здесь будет хорошо. Папа принесет еще молочка и сделает горку, на которой будешь играться, – произнесла Машенька и с горечью подумала о том, почему в этой жизни не только люди, но и животные вынуждены расставаться. Неужели нельзя без этого? Вспомнила о Боге, от которого, как говорили, все зависят. Говорили еще, что он добрый и справедливый. Если это так, то почему Бог позволяет, чтобы машины наезжали на мам, сбивали и делали калеками детей? Говорили еще, что Бог может наказывать