новом военном походе. Его войско вот-вот должно было подступить к провинциям на Западе и захватить территорию вплоть до Халкедонского пролива. Однако в самый ответственный момент, когда Дайя был готов нанести своему главному противнику – Лицинию – поражение, и заставить его договориться о прочном политическом и военном мире, последний резко запросил перемирия. Лициний, подстрекаемый третьей стороной, убедил Максимина, что война будет им обоим невыгодна, и что в данное время им лучше объединится против третьего соправителя – Константина. В результате переговоров, оба императора заключили ряд соглашений. Они приостанавливали военные действия друг против друга до устранения общей опасности в лице Константина.
Этот мир был крайне не прочен. И Максимин Дайа это прекрасно понимал. Он знал, что Лициний не остановится и при первом же удобном случае непременно объединится с их общим врагом против самого Максимина. Однако правителю Востока нужно было прекратить бесчинства внутри провинций и вновь восстановить законность на управляемых территориях. Его главными противниками в этом деле были многочисленные фанатики, словно дурные ростки, появлявшиеся на всей территории бывшей Иудеи и угрожавшие всем благочестивым людям своей безнаказанностью в творимых ими преступных делах.
– Закон! Мне нужен закон! – вновь громогласно воскликнул Максимин.
Его голос, словно гром, обрушился на стены храма и отразился густым эхом в огромном позолоченном потолке.
– Мой владыка, – вновь заговорил Геркулий, – декурионы уже распорядились принять меры, чтобы наказать преступников и заставить их ответить за содеянное с несчастным сенатором Ахиллой.
Максимин хранил молчание, его взгляд был уставшим, губы сильно сжаты. Казалось, что он сильно желал отказаться от вверенной ему огромной власти.
– Какие меры, Геркулий, вы приняли?
– Стража будет выискивать среди этих прокаженных, этих людей… христиан, как мы их именуем, тех самых убийц… – нерешительно проговорил декурион Геркулий.
Император с ненавистью отвернулся от старика. Он заложил руки за спину и сделал несколько шагов вдоль величественной храмовой колоннады.
– Рим всегда был терпим к иным религиям и к народам, которые не исповедают наших богов, – решительно начал Максимин, – но Рим никогда не будет мириться с разбойниками, совершающими убийства и грабежи, какой бы сладкой религиозной ложью они не прикрывались…
– Мой император… – удивленно произнес Геркулий.
Император повернулся и внимательно взглянул на своего собеседника.
– Мне искренне жаль тех немногих невинных, которые пострадают от моего решения, но я хочу, чтобы этой мерзкой секты не стало…
– Здесь, мой владыка, в Aelia Сapitolina?
– Нигде, Геркулий, нигде… Нигде их не должно быть! – воскликнул император.
В глазах римского владыки сверкнула искренняя злоба.
– Я не могу вести справедливую войну с моими противниками, с противниками