они.
В конце концов верзилам надоело. Самый огромный воскликнул:
– Мы заплатим тебе, черт возьми!
– Платите, сволочи, в евровалюте! – заявила я, мгновенно стихая.
Меня отпустили.
Ну, в «евро» не в «евро», но Интеллигентный отслюнявил дрожащей рукой триста долларов и мрачно протянул мне купюры.
Три жалкие бумажки! Я рассмеялась ему в лицо.
– Да-аа? – удивленно пропел Интеллигентный и отслюнявил еще две.
– Здесь не панель, – сказала я, твердо решив вцепиться в рабочий орган Арнольда бульдожьей хваткой сразу же, как предоставится случай.
Интеллигентный тревожно взглянул на часы, сокрушенно покачал головой, вздохнул и отслюнявил еще две бумажки.
– На, зараза, бери и больше просить не смей, – процедил он.
Я удивилась:
– С чего это вдруг?
– Больше у меня нет с собой, – буркнул Интеллигентный, нахально запихивая обратно в карман толстенную пачку «зеленых».
– Как нет? – возмутилась я. – Как это нет, когда глаза у меня на месте.
– Пока, – уточнил самый крутой, чем насмешил Арнольда.
Мой партнер просветлел, представив меня безглазой – настроение у него поднялось.
У меня же, напротив, совсем «опустилось», но виду я не подала.
– Чем глядеть на тебя, лучше и вправду родиться слепой, – небрежно бросила я Арнольду и обратилась к жлобу-Интеллигентному: – «Бабки» гони. Работать я не привыкла, даром – тем более.
– «Бабок» нет у меня, – нагло ухмыляясь, ответил он.
– А что в карман положил?
– То не мое, то пахана.
Я рассудила: «Пахан он потому и пахан, что с ним не договориться».
– Фиг с тобой, – согласилась я, тщательно укладывая то, что урвала, за лиф комбидреза и не собираясь добровольно расставаться с этим ни при каких обстоятельствах.
Выполнять прихоти верзил и партнера я тоже не собиралась, но об этом умалчивала, кротко и глупо похлопывая глазами.
Таких дур мужики обожают, поэтому верзилы вздохнули с облегчением и расслабились, да поспешили – не знали они, что я за штучка. Вдруг одна из дверей распахнулась, оттуда выбежал маленький человечек и пропищал:
– К съемкам все готово.
Демонстрируя супер реакцию, я сразу вцепилась в «фэйс» крутого верзилы – он ближе стоял.
– Никогда! Никогда! – визжала я, безбожно царапаясь и лягаясь.
А зачем себя ограничивать, раз уж так повезло, что и я попала в неприкасаемые – не все же одной Тамарке иметь привилегию так беспредельничать и борзеть, что даже самый отъявленный чиновник (взяткобратель, мерзавец и плут) тронуть ее не смеет – боится руки испачкать.
До Тамарки, разумеется, мне далеко, но и я беспредельничала как могла, пользуясь тем, что мой «фейс» верзилам жизни дороже: и ногтями орудовала, и каблуками молотила куда ни попадя и выражений при этом не выбирала.
Верзилы пришли в отчаяние. У Интеллигентного крошка летела с зубов, но он взял себя в руки и терпеливо начал меня уговаривать,