наши ресурсы. Сейчас все разрешится.
Белосельский ворвался в дом с такой стремительностью, что чуть было не сшиб с ног бойфренда жены, который стоял посреди холла с бильярдным кием в руках и глупо ухмылялся. Алексей не удостоил его своим приветствием и только сказал:
– Елена мне звонит в полночь, а ты играешь в бильярд? Не наигрался в клубах?
– Не кипятись… Я-то здесь при чем? Это у Ирины неприятности.
– Что случилось?
– Она опять арестована за какие-то проделки. Разбила машину за десять миллионов и пыталась удрать. Твоя дочь не пострадала.
– Я это знаю. А тебя, как видно, кроме развлечений ничего не беспокоит? Мне иногда кажется, что я допустил ошибку, согласившись на твое присутствие в этом доме.
– Да, но взамен этого ты сам можешь приглашать самых красивых моделей Москвы…
Белосельский схватил наглеца на шиворот.
– Не вымещай на мне гнев из-за дочери. Это она разбила машину, а не я. И отпусти рубашку.
– Не смей так со мной разговаривать!
Белосельский отпустил наглеца.
– Ладно, я пошутил.
– Не смей делать мне постыдных намеков, иначе я обращу тебя в былое ничтожество. Станешь опять бродить по ночным улицам с грошами в кармане или подрабатывать в мужском стриптизе.
В это время их спор прервала Елена. Никита поспешил улизнуть. Белосельский смотрел на свою жену и словно не узнавал ее. Перед ним все та же женщина, которую он знал, но красота ее поблекла; она остригла свои длинные золотистые волосы, в уголках рта и около глаз появились сеточки морщин; кроме того, сильный макияж придавал Елене вид перезрелой красавицы из «Мулен Руж». Однако Алексей видел и ее душу – тщеславную, эгоистичную и почти бесчувственную.
– Давай спокойно поговорим. Никита прав: не стоит вымещать на нем досаду и гнев. Если бы ты занимался воспитанием своей дочери, то сейчас бы всего этого не произошло.
– Ирина опять попала в переделку?
– К сожалению, да. Но главное, что без единой царапины.
– Это главное, конечно, но есть и другая сторона.
– Какая же?
– Ты меня опять просишь задействовать связи, а мне этого не хочется делать. Ирина станет ответственной только тогда, когда поймет, что такое закон.
– Она ребенок. Ей всего шестнадцать лет.
– Это уже совершеннолетие. Ты ведь не была столь же наивной в ее возрасте?
– Так ты не поможешь?
Белосельский задумался на секунду.
– Ты заставляешь меня поступиться своими принципами. Хорошо, я позвоню кое-кому. Но это в последний раз. Я не желаю, чтобы ты меня дергала посреди ночи.
– Конечно! – со жгучей иронией воскликнула Елена. – Как будто она не твоя дочь.
– Разве не ты сама хотела, чтобы я не воспитывал ее?
– Боже мой! – вскричала Елена, начиная раздражаться не на шутку. Она схватила хрустальную вазу со стола и кинула ее на пол. – Ты опять