Я Димитрия прекрасно понимал. Молодой, здоровый парень вырвался из стен монастырских и после скитаний долгих и лишений, унижавших его царское достоинство, вдруг попал в общество, не скажу приличное, но блестящее. Блеск, много больший, он и в Москве видел, но со стороны, здесь же оказался в самом центре, если не сказать, пекле. Немудрено, что у него голова кругом пошла. А тут еще навстречу ему с хлебом-солью на вышитом рушнике выплыла походкой лебединой статная, прекрасная девица – дочь воеводы сандомирского я непременно представлял писаной красавицей! Димитрий и влюбился с первого взгляда, как положено всякому молодому человеку. Поляки, видя искренние чувства Русского царевича, немедленно окрутили его, пользуясь его сиротской беззащитностью. Но, по глубокой народной мудрости, сговориться – не жениться! Да и разлука долгая весьма способствует охлаждению юных чувств. Так что с этой стороны с не ждал никаких затруднений.
Стоило мне только подумать о женитьбе Димитрия, как сразу же в голове вспыхнуло единственное и бесспорное имя – Ксения! Не иначе как Господь надоумил. Я даже удивился, как это другим в голову до сих пор не пришло. Брак этот примирил бы все противоборствующие роды и заставил бы всех забыть о недавней ужасной катастрофе. Сразу стихли бы все разговоры о правомерности воцарения Димитрия и о его роли в кровавой развязке, мир и благоденствие установились бы на просторах Земли Русской.
Но я не дал себе долго упиваться сей сладостной картиной. Я поспешил поделиться своей благой мыслью с главным моим советчиком – с княгинюшкой, которая была тем оселком, на котором я всегда оттачивал, вострил и правил свои идеи. Княгинюшка была поражена не меньше моего. Она даже специально перебрала всех возможных кандидаток, разоблачила их во всех смыслах, расчленила на части и перемыла каждую косточку, и всех с презрением отбросила. Сим путем, многотрудностью и скрупулезностью более подобающим мужчине, княгинюшка пришла к тому же выводу, что был явлен мне Свыше. Оставалась последняя неясность – степень родства, которая уже не раз хоронила хитроумные брачные проекты, хотя и не столь блестящие.
В этом я на наше общее с княгинюшкой мнение полагаться не мог и прямо отправился к Патриарху. Взяв с него клятву не передавать никому слова мои, я поведал ему о своей идее и задал интересующий вопрос. Через несколько дней Игнатий дал мне ответ: «Церковь возражать не будет». Вот ведь лукавый грек! Нет чтобы прямо сказать, что никаких препятствий к браку нет. Вот предшественник его, Иов, не меньший лукавец, но все же наш, Русский человек, тот бы не ограничился таким коротким ответом, он бы приготовил фолиант страниц на двести, где бы на примерах многочисленных доказал, что сей брак не только возможен, но и угоден Господу. Но главное-то, главное – Иов бы благословил мое начинание, сам, по собственному почину, а не как Игнатий, в ответ на мою настоятельную просьбу.
Но я не роптал. Да и чего роптать? Я хотел получить ответ, я его получил, чего же боле? Теперь надо было, засучив рукава, за дело приниматься. Вот только как? Объявлять широко о своих