огнем».
Они все-таки поднимались, эти пережившие отчаяние оккупации, немолодые мужики. Из них выжили единицы. Положение этих крестьян хуже, чем у штрафников. Из «черной» деревенской пехоты – особой разновидности штрафбата – выбраться нельзя никогда. Из штрафников можно вырваться. По ранению, в связи со снятием судимости, за отличие в бою или по истечении срока пребывания в штрафбате. Срок этот до трех месяцев. Если не убьют, конечно.
Так вот, в феврале 1944 года генерал армии Рокоссовский лично посещает окопы 8-го отдельного штрафного батальона, в командном составе которого Александр Пыльцын. Рокоссовский приходит после тяжелейших боев под Жлобином, в Белоруссии. Потери в штрафбате огромные. Генерал был спокоен, со всеми доброжелателен – и с командирами, и со штрафниками. Сам приход командующего фронтом в штрафбат – событие, не имеющее равных. Генералы по-разному относятся к штрафникам. Генерал Горбатов, командующий 3-й армией в подчинении Рокоссовского, освобождает и награждает штрафников вне зависимости от ранения, а просто за отвагу и смелость в бою.
Генерал Батов, командующий 65-й армией фронта Рокоссовского, оправдывает только тех штрафников, кто убит или ранен.
Штрафники объясняют столь разное отношение просто: Горбатов и Рокоссовский, в отличие от Батова, имеют собственный опыт пребывания в заключении.
Рокоссовский о трех годах во внутренней тюрьме Ленинградского управления НКВД не вспоминает.
Воспоминания Рокоссовского начинаются словами:
«Весной 1940 года я вместе с семьей побывал в Сочи. После этого был приглашен к народному комиссару обороны С. К. Тимошенко. Он тепло и сердечно принял меня. Семен Константинович предложил мне снова вступить в командование 5-м кавалерийским корпусом. В этой должности я служил еще в 36–37-м годах».
О том, что происходило между 1937 годом и весной 40-го в Сочи – ни слова. В августе 37-го командующий 5-м кавалерийским корпусом Рокоссовский арестован и доставлен из Пскова в Ленинград во внутреннюю тюрьму НКВД. Рокоссовского обвиняют в организации военно-фашистского заговора и в шпионаже в пользу польской и японской разведок. Оговорил Рокоссовского командарм 2-го ранга Великанов. Оговорил под пытками.
Единственный раз Рокоссовский публично вспоминает о происшедшем в апреле 1962 года во время встречи со слушателями Академии им. Фрунзе. Он говорит: «Били вдвоем, втроем. Одному-то со мной не справиться. Держался. Знал, что если подпишу, то верная смерть». Его сокамерник генерал Балдынов говорит: «Каждый раз, возвращаясь в камеру после допросов, он упорно повторял: „Ни в коем случае не делать ложных признаний, не оговаривать ни себя, ни другого. Коли умирать, так с чистой совестью”».
У Рокоссовского выбито девять зубов, сломаны три ребра. Молотком отбиты пальцы ног.
Семья Рокоссовского – жена и дочь – после его ареста выслана из Пскова в Армавир. Жена устроилась кассиршей в парикмахерской. Дочь