в лагерь и решил остаться до времени на той же позиции с тем, чтобы вблизи Ташкента наблюдать за событиями в самом городе и, если возможно, воспользоваться первым же случаем его занять»[132].
Темп наступления был потерян, неприятель получил долгую передышку. Ташкентская знать опомнилась, убедилась, что русские ведут себя более чем сдержанно, и потому приступила к реставрации своего влияния в городе. «Лучшие люди» начали с того, что избрали ханом Ташкента молодого человека Султана Сеида. «С общего согласия, – пишет Мухаммед Селих, – они посадили молодого шах-заде на середину квадратной кошмы лицом к кибле и, подняв его на кошме, прочли молитву, а потом, пересадив на ханское место и водрузив на голову шах-заде тадж (символ ханского достоинства. – Е. Г.), объявили его ханом Ташкента»[133]. Завершив церемонию, вершители судеб ташкентцев долго совещались и в конце концов решили обратиться за помощью к Бухаре и Коканду одновременно. Кокандские власти в помощи отказали, то есть отреклись от прав на владение Ташкентом. Однако при этом потребовали выдачи молодого хана Султана Сеида. Эмир «благородной Бухары» помощь обещал, но также при условии выдачи незадачливого Сеида, то есть эмир требовал признать свою власть над Ташкентом. Мнения знатных людей разделились – немало было таких, кто готов был пожертвовать только что избранным ханом. Молодой хан пребывал в слезах и просил не выдавать его эмиру, так как хорошо знал цену «гостеприимства» бухарского владения – в Бухаре его ждала мучительная смерть. Совет ташкентских вельмож и военачальников долго колебался, но в конечном итоге признал необходимым выдать своего избранника бухарскому эмиру. Несчастного юношу, который стал ханом отнюдь не по своей воле, тайно, как пленника, вывезли ночью из города и повезли в Самарканд, где в то время находилась ставка эмира. Таким образом, в городе победила «бухарская партия», которая могла теперь рассчитывать на скорую подмогу от эмира.
Черняев медлил целый месяц, дожидаясь удобного случая, и дождался необходимости срочно реагировать на новую военно-политическую ситуацию. Эмир был противник сильный.
Дочь Черняева Антонина, написавшая под псевдонимом А. Михайлов, краткую биографию отца, отмечает одну из наиболее ценных, как ей кажется, черт его натуры: «Михаил Григорьевич никогда не собирал военных советов, решая все единолично сам, и брал всегда на себя всю ответственность. Те из своих планов, которые, по его мнению, должны были быть сохранены в тайне, он сообщал второму лицу только тогда, когда считал, что обстоятельства требовали довести их до всеобщего сведения, придерживаясь того мнения, что известное двум лицам вскоре станет общим достоянием»[134].
Из этого пассажа следует, что Черняев не доверял своим соратникам. И, самонадеянно полагаясь только на свой опыт, знание, интуицию, пренебрегал чужим мнением, отчего нередко принимал неверные решения. Воюя за Ташкент, он уже дважды ошибся в своих действиях, теперь в июне 1865 г. Ташкент снова