над зияющей пропастью Лога впервые по-настоящему проявилось мое Я, и моя мысль стала потихоньку шерудить в пространстве и времени; именно здесь моя родина – и только здесь. Мой дом – башня.
Еще западнее, между двух девятиэтажек зажата асфальтная площадка, слегка приукрашенная зеленью и слегка изуродованная мусоркой вида довольно неприглядного. Живописный памятник былых времен – перекладина для выбивания ковров. Интересно, сколько лет назад последняя хозяйка, вооружившись специальной ракеткой, выходила сюда спасать свой быт и семейное счастье в борьбе с ненавистной и неиссякаемой пылью? А вообще-то здесь теперь автомобильная стоянка, и в моих глазах она куда как более нежелательна, чем перекладина, ковры, пыль… Машин в моем детстве было всё-таки значительно меньше, и они не мешали так, как досаждают теперь.
С тех пор, как нам дали квартиру, мы счастливо жили здесь втроем – папа, мама, я. Окна с видом на Каменный Лог. С противоположной стороны, там, где подъезд, общие балконы и драконий хвост, – вид на улицу и верхний (первый) ярус. На одном уровне с асфальтной площадкой – свободнее дышащий пригорок, чуть изгибающийся и в конечном счете смыкающийся с Логом. Пригорок не асфальтирован и потому почти полностью зарос травой. По легенде, когда-то там стоял малоэтажный дом, от которого – после сноса – частично сохранился лишь фундамент. Усеянное каменьями поле, на котором мы, однако, безо всяких проблем постоянно играли в футбол, устраивали всевозможные футбольные игры, служило главным подтверждением правдивости этой истории.
Аппендикс нашего дома – это вытянутая, как червячок, пристройка: в коммунальных условиях, с одной общей кухней и несколькими туалетами, в ней живет несколько семей – понятное дело, далеко не самых состоятельных.
Кроме того, там до сих пор размещается художественная школа. Зная о моей тяге к творчеству, в частности к рисованию, – в раннем детстве я занимался им куда больше, чем сочинительством, – родители меня в нее записали. Теперь я, конечно, жалею, что я так быстро и бесславно бросил. Мне кажется, меня многому могли там научить; возможно, из меня получился бы гениальный художник-новатор. Но, увы, сильнее всякой тяги к искусству проявились во мне любовь к уединению и острое нежелание лишний раз соприкасаться с миром. Только подумать, дорога до художки занимала считанные минуты: мне нужно было только спуститься и пройти несколько метров по улице до входа в пристройку! Но, несмотря на это, я быстро заленился. Родителям сложно было оторвать меня от мультиков и чуть что я, как говорил дедушка, начинал «пускать нюни». Заставлять меня не стали, а сам я соизволил посетить лишь несколько занятий. Так, мне не понравилось, что на одном из них меня принудили заниматься лепкой – к этому роду деятельности я испытывал категорическое отвращение не до конца понятного происхождения. Для сравнения, акварель – дело ведь тоже довольно муторное, неряшливое, но разведенные в воде краски, измазаться в которых проще простого, меня отчего-то не раздражали. Иное дело – эти склизкие