от него на всю жизнь, насмехаясь над всеми его радостями, пока не грянет гром, и повязка не спадет с его глаз, и он не поймет, что был глуп. Только тогда он познает, что не наследовал проклятия, а сам своей дерзостью призвал его на свою голову.
Его голос был глух, как будто знойная июльская ночь душила его.
Лиана остановилась и взглянула на неправильные, но выразительные черты лица священника. Она хотела ответить, как вдруг кровь бросилась ей в лицо и залила даже белые нежные виски ее, а большие умные глаза стали холодны как сталь, как бы противясь огненному взгляду этого человека. Чувствуя на себе его пламенный взор, она не решилась поддержать такой волнующий душу разговор. Преодолев свое смущение, она очень холодно ответила:
– После таких стонов, какие я сейчас слышала, я не могу думать о рае… Кто эта несчастная женщина?
Лицо священника разом побелело. Он с видимым раздражением посмотрел искоса на молодую женщину, сделавшуюся так неожиданно неприступной после одного только гордого поворота своей хорошенькой головки. Это была графиня Трахенберг, вполне достойная своих славных предков.
– А как воспримет ваша гордость то, что Шенверт служит приютом потерянной женщине? – сказал он резковато и с иронией. – Нет ничего непреклоннее гордой своей добродетелью женщины, она счастлива! Но горе тем, которых увлекает пылкое сердце!.. Я видел этот целомудренно-холодный, осуждающий женский взгляд, он пронзает как нож!
Что за речи в устах священника! Он повернулся и указал на дом с тростниковой крышей, который почти скрывали уже розовые кусты.
– Разве можно поверить, что это разбитое параличом существо, рук и ног которого уже коснулась смерть, танцевало когда-то на улицах Бенареса? Она была баядеркой, эта бедная индийская девушка, и один из Майнау увез ее за море… Ради нее создали эту так называемую «Кашмирскую долину» под немецким небом. Тратились тысячи, чтобы только вызвать на ее устах улыбку и заставить ее забыть небо отчизны.
– А теперь ее из милости кормят в Шенверте и отдали под опеку суровой женщины, – проговорила глубоко взволнованная Лиана. – А ребенка ее всячески притесняют…
– Ввиду только вашего интереса осмелюсь просить вас не высказываться так резко в присутствии гофмаршала, – прервал ее священник. – То был его брат, который своими любовными похождениями вызвал негодование света. Он давно уже умер, но и теперь, когда заходит речь об этом, старик выходит из себя. Он ревностный католик.
– Но его строгая вера не дает ему права угнетать бедного невинного мальчика, чему я сама была свидетельницей, – заметила неумолимая Лиана.
В это время они вошли в заросли. Молодая женщина не могла видеть лица своего спутника, но слышала его смущенное покашливание, и после минутного молчания он ответил отрывисто:
– Я уже сказал вам, что это потерянная женщина: она была неверна, как и все индианки. Мальчик имеет столько же прав на Шенвертский замок, как