Казначеи революции смыслов: от Мецената до братьев Третьяковых. Из цикла «Истории бессмертное движенье»
что творится сейчас со мной,
ниже небес, но превыше кровель
Ну, а если же речь зайдет о чудесах, согласитесь, тут не жалко и трех квартетов строчек с подробной рецептурой обретения столь редких артефактов в нашей действительности:
Что нужно для чуда? Кожух овчара,
Щепотка сегодня, крупица вчера.
И к пригоршне завтра добавь на глазок
Огрызок пространства и неба кусок.
И чудо свершится. Зане чудеса
К земле тяготея, хранят адреса,
Настолько добраться стремясь до конца,
что даже в пустыне находят жильца.
А если ты дом покидаешь – включи
звезду на прощанье в четыре свечи,
чтоб мир без вещей освещала она,
вослед тебе глядя, во все времена
И после такого портфолио стихотворных жемчужин кто-то будет сильно возражать, что Иосиф Бродский – один из самых удачливых среди трепетных виршеплётов и ловцов убегающих смыслов? И если этой книжке нужна подкова на удачу, то пусть на ней бисерным почерком будут выгравированы эти четыре строчки одного из сонетов искуснейшего заступника петербургских туманов и венецейских вод:
Но, сознавая собственную зыбкость,
ты будешь вновь разглядывать улыбки
и различать за мишурою ценность,
как за щитом самообмана – нежность…
2.2. Он спас Вергилия и покровительствовал Горацию (Гай Цильний Меценат)
Если к среднестатистическому современному горожанину вдруг подойдет дотошный волонтер-социолог с вопросом «Чем славен Древний Рим?», то, верней всего, получит пул весьма предсказуемых ответов. Как то: сеть прямых как стрела мощёных дорог – предвестников европейских автобанов; фантастической архитектурной точности арочные акведуки (как вам уклон всего 34 см на километр у акведука Пон-дю-Гар в Провансе?), и, конечно, мега-звезды римских амфитеатров – мощные гладиаторы с мужественными лицами Кирка Дугласа и Рассела Кроу. Но это то, что лежит на поверхности. На самом же деле эти три примера – лишь ничтожная часть массива идей и технических новаций Вечного города, вычертивших абрис европейской цивилизации на много лет вперед.
Одна среди них, по части менталитета, – укоренённость определенных поведенческих стереотипов. В этом смысле характерна, например, формула, с помощью которой А. Пушкин сжато описывал суть личности родоначальника западничества в отечественной философии Петра Чаадаева: «Он в Риме был бы Брут, в Афинах – Периклес». И великий поэт, похоже, попал здесь в самую точку, так как деяния героев античности возводились в те времена в настоящий культ подвижников свободомыслия: «Социальнокультурное пространство русского дворянства измерялось масштабами исторических событий Рима и Афин. Для декабристов и их современников решающее значение имела римская риторика, пронизанная античными категориями. Образы Кантона и, в еще большей степени,