отец, и мрачного выражения в глазах матери. Это мрачное выражение было странным – оно всегда было присуще маме, даже когда та смеялась. Выражение это сообщалось дому, и без того неуютному и холодному, и Ане хотелось уйти подальше, на край света, потому что только на краю света хорошо и там все счастливы, и она бежала то к одной подружке, то к другой.
Но как бы хорошо и уютно ни было ей у чужих, девочка возвращалась в свой дом, и ее тут же поглощала недетская горечь – буквально с порога, будто ею были пропитаны стены, полы, двери, мебель, посуда. Ее родители, с хмурым видом бродившие по дому, также источали горечь, но горечь мстительную, взрывную, скандальную, а не ту, что тихо накрывала Аню своим пологом, не пропускающим ничего светлого, доброго, теплого. Все, что девочка видела из окна своей комнаты, тоже было пропитано горечью – люди, птицы, собаки, деревья, двор, дома, свет в чужих окнах, палисадники у подъездов и даже солнышко, потому что Аня была здесь и покинуть этот непонятный ей, пропитанный необузданной каждодневной мстительностью мир она сможет нескоро. Но, в конце концов, все это постепенно учит ее распознавать не только белую и черную стороны жизни, но и не заметные для такой маленькой девочки оттенки.
Способность эта в полную силу проявится еще нескоро, а пока Аня допивала чай и наслаждалась бутербродом с любимой колбасой, и от мыслей, что теперь они с мамой будут жить вдвоем, ее детской душе становилось удивительно хорошо и уютно. «Пусть наша кухня тоже будет уютной», – решила девочка. Она намылила тряпочку хозяйственным мылом и вымыла посуду, потом с помощью кальцинированной соды вычистила раковину. Протерла дверцы шкафчиков, ножки белых табуреток – особенно внизу, там, где они больше всего пачкались, ножки стола, дверь, холодильник и закончила уборку тем, что до блеска вымыла плинтусы. Аня вынесла мусор в мусоропровод, выстирала тряпочки, повесила их сушиться на балконе и вспомнила о замоченном белье.
– Ой, что же это я…
Она намылила и выстирала в холодной воде полотенце и ночную рубашку, так, что не осталось ни одного пятнышка крови, затем развесила вещи на балконе рядом с тряпочками и посмотрела на часы. Занятия в школе уже закончились. Едва дыша и ступая на цыпочках, Аня перенесла телефон в свою комнату, тихонько прикрыла дверь, чтобы та, не дай бог, не скрипнула, взяла школьный дневник и набрала номер одноклассницы.
– Привет! – прохрипела Аня в трубку.
– Привет, – ответила одноклассница. – Ты что, простыла?
– Ага… Продиктуй, пожалуйста, что нам задали.
Одноклассница продиктовала. Аня записала, поблагодарила девочку, закрыла дневник и понурилась – о драке между родителями скоро узнают в школе. Конечно, узнают – во-первых, Олька из их подъезда расскажет, она живет над ними, у нее все слышно (Ане тоже было слышно, когда Олькины родители дрались). А во-вторых, Олька увидит синяки на лице у мамы. И не только она увидит…
В школе и учителя, и ученики знают о скандалах в ее семье, и Ане там трудно.