только духовных. Самые сильные связи рождались при обряде усыновления заново рожденного: на приемышей изливались те капельки доброты и нежности, что еще оставались в желчных мешках, служивших воинам вместо сердец. Где, в каких колодцах времени почерпнуло это племя свои страшные нравы и взгляды? Какие враги, какие бури и невзгоды заставили их так ужесточить собственные души? Кто ведает?
Пришел черед выжившим мальчикам стать мужчинами. Вождь назначил день инициации. Колья, вбитые в землю, обозначали площадку для священного действа. В середине ее росло гигантское дерево: все его нижние ветви были обрублены, кроме одной, особенно громадной, ветки, которая резко выдавалась вперед; через нее перебросили два ремня из воловьей кожи. Мамонтенок проходил испытание первым. Его новый отец, сильнейший воин и вождь племени, схватил сына за кожу на груди – и каменными пальцами оттянул ее, нащупывая грудную мышцу. Отделив мускул от костей, он взял очень острый деревянный колышек, торжественно показав его солнцу, воткнул под мышцу и надавил так, что тот вошел под кожу почти целиком, на поверхности оставался виден лишь маленький край колышка. Брат вождя сделал то же самое со второй мышцей. Вождь в этот момент смотрел в глаза юнцу, который выдержал ужасную боль, не моргнув. Ремни привязали к колышкам, и Мамонтенка вздернули на них на высоту человеческого роста. Вес тела удерживали лишь деревянные палочки, и Мамонтенок заорал: «Сейчас я разорвусь на куски!». Однако мускулы выдержали. Как раз в этот миг солнце достигло вершины горизонта. Пока светило медленно спускалось вниз, Мамонтенок шагал вверх по ступенькам боли. Терял сознание – и в его замутненном мозгу ворочалась лишь одна мысль: крикнуть, чтобы прекратили обряд – и будь что будет. Солнце прошло половину закатного пути – и он вдруг испытал неземное ощущение. Духи выпили из него боль в награду за терпение. Мамонтенок летел куда-то в могучем дурманящем трансе, чувствуя в себе неведомые силы и желание убивать всех. Так родился воин, и у него был необычайный подъем духа. Мамонтенок дождался освобождения от пытки, которое не замедлило прийти, как только солнце село за горизонт. Оно словно ускорило свой ход, чтобы испытуемый меньше мучился! Юношу, ставшего мужчиной, опустили на землю, вытащили колышки и втерли соль с пеплом в отверстия ран, чтобы очистить их и создать татуированные знаки, которые навеки прославят их владельца. Несколько дней он пролежал в лихорадке. Знахари умерили его муки травяными настоями. Когда Человек по имени Мамонт – уже не Мамонтенок – выздоровел, его впервые допустили на священный танец, доступный лишь тем воинам, кто имел подобные знаки. На церемониальной площадке воины собрались в полдень, развели под большим деревом костер – и затанцевали под удары барабанов и звучание голосов, всегда оставаясь лицом к солнцу. Одобряемые соплеменниками, они не останавливались десять часов кряду, пока у них не начали разрываться икры. Их стали одолевать видения священных саблезубых кошек и