советника не объела бы. А я её…”
Трупик крысы лежал на полке немым укором.
“А если я и на людей так кидаться начну”? – ужаснулась мысленно Кайя, пытаясь метёлкой запихнуть крысу в ведро.
Взять её рукой или хотя бы рукавицей девушка не желала, несмотря на все свои уколы совести.
Людей ей доводилось убивать, но это всегда были плохие люди. И даже в тех случаях, когда она этого наверняка знать не могла, с определением помогал Бередар. Но… теперь она сама по себе. Что, если она примется относить к плохим любого, кто не понравится или лишь слегка обидит? Торговца, обсчитавшего на две медные монетки, дородную тётку, наступившую на ногу в давке на Рыночной площади, или мальчишку, запустившего в неё яблочным огрызком с забора?
“Получится путь, усеянный трупами, – логично заключила Кайя. – И он приведёт к виселице, в лучшем случае”.
Ей доводилось видеть варианты и похуже. Виселица грозила лишь в просвещённом Велленхэме, а в Альхане, куда они с Бередаром время от времени возвращались в своих странствиях, чародеев, пойманных на убийстве, по традиции сжигали заживо. В тоддмерских городах – четвертовали. Кое-где – девушка знала и об этом – сдирали кожу.
А Гатвин считался велленхэмским городом чисто номинально. Король Велленхэма сидел на своём золотом троне где-то в Стеррене, за поясом труднопроходимых гор, и был фигурой настолько далёкой, что многие горожане всерьёз гадали, существует ли сей монарх вообще. Вся полнота власти принадлежала местному градоправителю с несколькими советниками, и кто его знает, сообразно какой из чудесных традиций здесь казнят чародеев.
Выяснять это из первых рук девушке совершенно не хотелось. Но куда деть обострённое чувство справедливости, она не знала.
Обуреваемая этими сомнениями, Кайя закончила с готовкой и отправилась к Шаттнааре, как та и велела. Теперь она шагала по улицам Гатвина с большой осторожностью. Жестокие уроки, полученные ею здесь, дали свои плоды. Девушка внимательно осматривала всех встречных прохожих ещё издали и, если те казались подозрительными, тут же сворачивала в ближайший переулок.
Из-за этого, дорога к целительнице стала длиннее вдвое, а то и втрое. Вдобавок, плутая в окрестностях рынка, Кайя вышла к нему с другой стороны, и теперь находилась от палатки Шаттнаары шагах в трёхстах, отделённая от неё двумя рядами с битой птицей, фруктовым развалом и помостом в центре площади.
Помост, к слову, редко когда пустовал. Здесь часто выступали менестрели, артисты и сказители, музыканты и шарлатаны, именующие себя провидцами. Шаттнаара именовала их более ёмко и совершенно неприлично, но налог на выступление они платили исправно (ибо он окупался сторицей), а в вопрос достоверности их предсказаний городские власти не углублялись. Провидцы, со своей стороны, непременно старались обойтись весьма общими фразами. Чтобы каждый нашёл в них отголоски реальных событий и убедил себя в истинности предсказательского дара.
Но иногда помост занимали целые группы артистов, театральных или цирковых. В Гатвин они добирались