настоящий поход шестнадцатилетнего отрока. Пусть он слабый соперник этим русам – но он умрет в бою, как Селимир.
Первый всадник остановился шагах в пяти, движением руки придержал своих людей. Внимательно оглядел сквозь полумаску шлема стоявшего перед ним рослого, крепкого отрока лет шестнадцати. Всадник и сам был всего лет на пять старше; очень высокий, в полном снаряжении, он казался слишком большим и тяжелым для гнедого черногривого коня. В руке у человека был боевой топор, на боку висел в ножнах меч с золоченой рукоятью.
– Ты кто такой? – по-славянски спросил всадник.
Теперь Вилич узнал его: это сам Ингорь ладожский. Неужели все отступившие совсем разбиты, не осталось никого?
– Чей? – Ингорь с коня глянул на лежащего за спиной отрока. – Как звать?
Вилич сглотнул пересохшим горлом. Они остались вдвоем перед целым вражеским отрядом. Отец пытался сесть, чтобы не говорить с русином лежа, но от потери крови у него не осталось сил.
– Велебран я, – ответил Вилич, чувствуя, что не время сейчас называть свое детское прозвище. Сама судьба пришла за ним, и ей нужно назвать настоящее родовое имя. – Бранеславов сын, Любогостев внук.
– Люботеш?
– Это вроде Селимиров братанич! – сказал другой всадник рядом с Ингорем, кивая на Вилича.
– А это… – Ингорь плетью показал на лежащего.
– Отец мой.
Отрок по-прежнему стоял, держа оружие наготове, по первому знаку собираясь броситься в бой. Лицо усталое, но видно, как растерянность борется с решимостью – умереть, но не сойти с места.
– Перевяжите его, – Ингорь кивнул своим людям и обратился к отроку: – Поедете с нами. Да бережнее, – добавил он, когда его люди двинулись к Бранеславу. – Это, я так понимаю, новый люботешский князь, и будет гораздо лучше, если мы довезем его до дома живым. А ты, отроче, положи оружие. Я, Ингорь сын Акуна, воевода ладожский, обещаю вам жизнь и уважительное обращение. Мы все хотим мира в наших краях, и мне ни к чему излишне восстанавливать словен против нас. Самые удалые уже сложили головы, а мы, люди разумные, скоро договоримся, как прекратить пролитие крови. Я на вас очень рассчитываю.
Отвезли их сначала в Остров-град. Туда же собрали прочих пленников, взятых в двух сражениях. Простых людей вскоре отпустили за малый выкуп, знатных оставили до конца зимы, пока не обговорили все условия нового мира. Сверкер смолянский был убит, как им рассказали, на поединке самим Ингорем киевским, в Свинческе сел другой князь, из местных смолян. В Поозёрье никто больше не помышлял о войне, и менее всего в Люботеше.
К весне наконец заключили мир: малые князья и великие бояре Поозёрья заново принесли клятвы покорности, а в подкрепление ее у всех забрали старших детей в тальбу и отослали в Киев.
Велебран в ту зиму больше не увидел родного дома: его увезли на юг прямо из Остров-града. Талей, с два десятка отроков и девиц, посадили на лодьи, на которых везли в Киев собранную с северных Ингоревых владений дань, по большей