Вечного жида (Агасфера) в Германии XVIII века. По мысли Гёте, Агасфер своими глазами видел самую первую христианскую общину, и по сравнению с ней нынешнее церковное христианство кажется ему чудовищным вырождением. Вот как описано возвращение Спасителя, которого Гёте тоже делает персонажем своей поэмы:
В одну из ближних стран пошел
И флюгером себя нашел.
Не замечали там того,
Что рядом бродит божество[498].
Такова логика истории: когда-то Агасфер не признал в Иисусе бога, теперь в забвении Спасителя повинны церковь, священники и богословы. Работая над «Вечным жидом», Гёте, вероятно, пребывал в том же критическом настроении, что и во время написания письма Гердеру, где он называет официальное церковное христианство «иллюзией» или «бредом» (рукописный вариант допускает оба варианта прочтения)[499].
Благочестивый Лафатер не пишет, понравились ли ему эти стихи. В конце концов, он и сам принадлежал к (реформированной) церкви, и, скорее всего, сатира на современное христианство вызывала у него смешанные чувства, невзирая на то, что для него самого вера в Христа была делом глубоко личным, интимным и далеким от церковных догматов.
Сразу после возращения из Эмса во Франкфурт Гёте уже приветствовал нового гостя: на этот раз к нему пожаловал Базедов – священник, задавшийся целью реформировать систему школьного образования и пользующийся своей славой в поисках денежных средств на воплощение этого замысла. В том же году в Дессау при поддержке князя он открыл образовательное учреждение нового типа – филантропинум. Базедов выступал против формализма и крючкотворства в образовании, призывая к наглядности обучения: предметы познания нужно брать из жизни, ученики сами должны научиться учиться и получать удовольствие от этого процесса. Весьма разумные идеи, невзирая на то, что сам Базедов производил впечатление человека грубого и неотесанного и к тому же был пьяницей и заядлым курильщиком дешевого табака. Общение с ним Гёте мог выносить только на свежем воздухе.
Базедов тоже направлялся в Эмс, и Гёте, не упускавший ни одной возможности попутешествовать, вызвался проводить и его. Так он снова оказался в Эмсе, откуда только что вернулся. В дороге Базедов сидел в экипаже и дымил трубкой, Гёте предпочел место на козлах. Лафатер и Базедов сразу же нашли общий язык, и оба взялись за молодого Гёте, пытаясь склонить его каждый в свою сторону. В те дни Гёте пишет следующие строки:
Шли, как в Эммаус, без дорог,
В огне и в буре – трое,
Один пророк, другой пророк,
Меж них – дитя земное[500].
Это четверостишие появилось на корабле, на котором Гёте вместе с друзьями путешествовал вниз по Лану и далее по Рейну, сначала до Кобленца, а потом, уже без Базедова и его махорки, – до Дюссельдорфа. В соседнем Эльберфельде Гёте впервые встретился с Фридрихом Генрихом Якоби и его братом Иоганном Георгом. Прежде он только писал про них насмешливые