все тот же радующий взор пассажиров и насыщающий воздух кислородом парк Авиаторов. Это уже конец лета восемьдесят третьего года. Девятое августа.
Пока довольно. Это сейчас, когда собраны 222 тома уголовного дела, разрозненные факты выстраиваются в жуткий, однообразный ряд. До поры до времени трупы со следами насилия, с ножевыми ранениями и вырезанными органами не кажутся еще никому звеньями одной цепи. Почерк похож, мотивы со всей очевидностью сексуальные, но ни единого очевидца, никаких прямых улик. В девяносто втором году суд сказал, что кровь этих девочек, мальчиков, женщин – на руках одного человека.
Кто мог знать это летом восемьдесят третьего?
Попробуем поставить себя на место людей, которые случайно или по долгу своей несладкой службы находили присыпанные листвой еще свежие, или полуразложившиеся, или уже превратившиеся в скелеты трупы. Попытаемся воссоздать сцены, декорации, действующих лиц.
Идет по роще, лесной полосе, городскому парку здешний служащий или случайный прохожий – солдат, путевой обходчик, праздный дачник, мальчишка-школьник, егерь, осматривающий свои угодья, старушка, направляющаяся за покупками. И вдруг средь бела дня, под сенью дерев наталкивается на мертвое тело. Без одежды. В крови. Или с жуткими следами разложения. Страшный труп, присыпанный листьями, прикрытый газетами.
Ужас – вот обычная и естественная реакция нормального человека, если только он по роду занятий не связан с судебной медициной. И в ужасе от страшной находки человек вызывает милицию.
На место происшествия немедленно прибывает желто-синий «газик» – если он вообще есть в отделении и если в данный момент не в разгоне. А то добираются милиционеры на попутках, приходят на своих двоих. Если дело происходит в городе, тут как тут и следователь угрозыска, и эксперты. Если же в селе – скорее всего, явится один участковый, может быть, прихватит с собой двух понятых. Жарко, люди в пропыленной милицейской форме (вариант: дождь, люди в промокших насквозь плащах и фуражках) обступили труп. Одни привычно делают все, что положено: фотографируют, обмеряют, прочесывают местность поблизости, берут пробы травы и грунта, ищут следы и отпечатки – на земле, на одежде, на покойнике. Другие – те, кто труп нашел, понятые, новички из милицейских – отворачиваются, не выдерживая вида и запаха, стоят поодаль с зелеными лицами, кого-то тут же рвет.
Возле мертвого тела одни работают, другие терпеливо ждут. Закуривают видавшие виды милицейские ребята, перебрасываются фразами, иной раз и засмеются – работа есть работа. У всякой работы есть то достоинство, что рано или поздно она кончается. Фотограф упаковывает свою аппаратуру; вещдоки, коли они есть, собраны, описаны и по всем правилам уложены; труп грузят в спецмашину и увозят в морг. Милицейские уезжают на желто-синих машинах или топают на своих двоих, позеленевший народ расходится думать нелегкие думы. На сегодня все.
А дальше? Дальше рутинная работа. Пишутся протоколы, выясняются личности погибших, оперативники обходят окрестности в поисках хоть