никогда не унывал». То есть начальство документально признавало, что папа был практикующий оптимист. Во время ведения боевых действий это спорное в мирных условиях качество является одним из неопровержимых доказательств отваги. И это с учетом того, что сам Родимцев, сверх остальных заслуг, для поддержания боевого духа имел привычку время от времени вместе со старшим офицерским составом лично ходить в рукопашную, чем приводил в ужас холеных тыловых душегубов из Особого отдела, за что генерал находился под их неусыпным вниманием.
Как-то во время очередной волны репрессий были арестованы несколько сотрудников госпиталя, который возглавлял папа, к тому времени уже полковник и кавалер ордена Ленина. Ждал «Героя», но не выдержали нервы, и, облачившись в парадный мундир, папа напился вдрызг спирта, принял, не раздеваясь, в солдатской бане душ и явился на доклад к Родимцеву, угрожая ординарцам генерала табельным оружием. Врачей отпустили, «Героя» не дали. Сам папа саркастически называл это происшествие «подвигом Ипполита», видимо, имея в виду эпизод из фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!».
Несколькими годами позже родитель вернул долг обидчикам личным присутствием на казни Берии, по долгу врача призванный констатировать смерть этого упыря. Хотя даже в этих драматических обстоятельствах папа проявил благородство, милосердно предложив осужденному посетить перед расстрелом туалет, чего тот не сделал и во время казни обильно облегчился в брюки, смешав кровь советского офицера с мочой.
Перед войной папа женился на прекрасной одесситке, главном редакторе прогрессивного журнала «Знамя» (или «Заря» – неважно) Анастасии Зорич. Она родила ему двух детей: Олю и Лешу. Поводом к разрыву с красавицей Анастасией стал отъезд папы на очередную войну в Корею.
Оля и Леша ко мне относились с интересом, но без участия. Ныне Оля коротает дни в Новой Зеландии, а след старшего брата теряется где-то в портовых кабаках Кейптауна, куда его занесла судьба преподавателя Одесского мореходного училища.
Кто родил папе Колю, я не знаю, а меня родила моя мама – девятнадцатилетняя деревенская девушка, в летнее время работавшая секретарем главного врача профилактория – моего папы, мужчины 1905 года рождения.
Через пять лет, словно очнувшись от наваждения, мама от папы сбежала в общежитие, а я поехал до четвертого класса жить к бабушке. Папа еще раз женился на женщине, имени которой так никто из семьи и не узнал. Потом хотел жениться вновь, но умер.
Последние годы внешне он походил на Мелькиадеса из «Ста лет одиночества» и действительно, по-настоящему был одинок и жалок. Несколько раз добросердечные прохожие принимали отца, сидящего на лавочке у подъезда своего дома, за нищего и подавали ему мелкие монетки. Папу это дико забавляло.
Ко времени моей относительной умственной зрелости он находился в стадии активного биологического распада, что, впрочем, не сказывалось на его блистательном интеллекте и царственной самодостаточности.