Опустошение.
План был пустить с молотка, но прошло почти десять лет, и, как обычно это бывало в городе, ничего до сих пор не изменилось. Все, что осталось, это пустота – огромный ухабистый паддок и парк скульптур из разного домашнего хлама.
Искалеченные телевизоры. Потрепанные стиральные машины. Катапультированные микроволновки.
Один стойкий матрас.
Все это и разное другое было расставлено по пустырю без всякого порядка, и, хотя большинство видело там лишь очередную картину пригородного запустения, для Клэя это был этакий памятный фотоальбом. В конце концов, именно там Пенелопа заглянула за ограду и решила поселиться на Арчер-стрит. Именно там мы все однажды будем стоять с горящей спичкой на западном ветру.
Другим примечательным моментом было то, что со времени закрытия трава в Окружности особо-то не выросла, в отличие от Бернборо-парка: где-то невысокая и чахлая, где-то до колена и жилистая – вот в такой и проснулся только что Клэй.
Через несколько лет я спросил его об этом; он ответил не сразу. Помолчав, он бросил взгляд через стол.
– Не знаю, – сказал он. – Может, просто стало слишком грустно расти.
Но тут же оборвал мысль. Для него это была сентиментальная тирада.
– В общем, забудь, я ничего не говорил.
Но я не могу.
Не могу забыть, потому что так и не понял.
Однажды вечером он найдет там безупречную красоту.
И совершит свою самую большую ошибку.
Но вернемся в то утро: первый день по Убийце, Клэй лежит свернувшись, а потом вытянувшись. Солнце еще не так высоко, чтобы поднять его на ноги, и он чувствует в левом кармане джинсов, ниже сломанной прищепки, что-то легкое и тонкое. Решает пока не обращать внимания.
Он лежит поперек матраса.
Он думает о ней, осязает ее, слышит.
Но на дворе утро, думает он, и сегодня четверг.
В такие моменты думать о ней больно.
Ее волосы касаются его шеи.
Ее рот.
Мыщелки, грудь и, наконец, ее дыхание.
«Клэй». И чуть громче. «Это я».
Но придется ждать субботы.
Она проплакала до самой Вены
В прошлом, она снова там, не догадывается ни о чем – поскольку Вальдек Лещчушко ни вздохом не выдал никаких замыслов.
Он постарался.
Абсолютная флегма.
Концерт в Вене?
Если бы.
Я частенько думаю, каково это ему было покупать обязательный обратный билет, зная, что она едет в один конец. Каково это было: притвориться и напомнить ей запросить загранпаспорт, что требовалось перед каждым выездом за рубеж, пусть даже кратким. И Пенелопа, как всегда, запросила.
Помните, она и до того выезжала на концерты.
В Краков, в Гданьск. В Восточную Германию.
А один раз съездила в городок под названием Небенштадт, за железный занавес, но до него из соцлагеря можно было доплюнуть. Концерты всегда были событием, хотя и не слишком громким, потому что Пенелопа была прекрасной пианисткой, блестящей исполнительницей, хотя и не блестящей. Ездила она обычно в одиночку и никогда