ничего нового, торговка опять скривила лицо в гримасе скорби.
– Так я не для торговли, ваше благородие! Папеньке! На могилку.
Она подняла глаза вверх и перекрестилась.
– Махалкина, отец твой жив-здоров, каждый вечер у казенки[10] «Коробейников»[11] горланит! – подключился к допросу Свинцов, который уже давно сгрузил найденный труп в прозекторскую и теперь дул чай у подоконника в компании филера Шептульского.
Торговка бросила на околоточного злой взгляд.
– Как же тебе не стыдно? – укоризненно протянул Оскар Вильгельмович.
Филер Шептульский хотел было тоже высказаться насчет незаконной торговли, но к нему подскочил Ардов, только что вошедший в участок.
– Кузьма Гурьевич, у меня к вам дело, – жарко зашептал сыскной чин.
– Слушаю-с.
Шептульский весь подобрался и сделался серьезным. Несмотря на некоторые странности, молодой сыщик пользовался в участке уважением, и поручения от него филер старался исполнять со всем тщанием и в первую очередь. Это давало ему возможность слыть в среде коллег из других отделений непосредственным участником расследования самых невероятных преступлений, которые с блеском распутывал Ардов. Конечно, большую часть обстоятельств Шептульский беззастенчиво сочинял, не забывая выставить себя едва ли не наставником начинающего следователя, но даже в такой интерпретации способности Ильи Алексеевича производили на слушателей сильное впечатление. Бывали даже случаи, когда филеры специально приходили на Фонтанку, 63, под видом ремесленников или мелких чиновников, чтобы Шептульский показал им нарождающуюся легенду сыска. За эту услугу Кузьма Гурьевич обычно брал шесть копеек, которые тем же вечером спускал по дороге домой, награждая себя мерзавчиком[12] в казенке: четыре копейки брали за водку и две – за посуду.
– В бильярдном клубе «Пять шаровъ» по утрам дает уроки игры молодая особа. Зовут Варвара Найденова.
– Понял, – с готовностью ответил филер.
Не дождавшись каких-либо уточнений сверх сказанного, он приблизился к Ардову вплотную и продолжил доверительным тоном:
– Илья Алексеевич, выручайте… Дорогая супруга нуждается в лекарстве, а до жалованья еще три дня… Не могли бы вы…
Ардов полез в карман. Увидев в раскрытом бумажнике сложенные рядком ассигнации, филер облизал губы.
– Сколько стоит лекарство? – спросил Илья Алексеевич.
– Это, видите ли, иноземное снадобье… – забормотал Кузьма Гурьевич. – Из Цюриха… От астмы…
Ардов невозмутимо ожидал.
– Девяносто семь копеек, – наконец выдохнул Шептульский. – Ни больше ни меньше. Да-с.
Едва взглянув на кредитный билет рублевого достоинства, извлеченный Ардовым из бумажника, филер как-то по-особенному всхлипнул и поднял воспаленные глаза, в которых читались одновременно восторг и неуверенность.
– Брантовский рубль? – застенчиво улыбнулся он.
Илья Алексеевич повертел купюру в руках, не очень