ими полакомиться, но на нее налетают остальные и, громко визжа, предупреждают о недопустимости этого. Характерно, что в церемонии «убеждения» принимает активное участие и та, что была «вброшена» в клетку недавно, перед этой обезьянкой.
Далее процедура повторяется еще четыре раза: экспериментаторы последовательно убирают из клетки «старый состав» и заменяют его – по одному – на «новеньких». В конечном итоге наступает апофеоз: в клетке сидят шесть обезьян, которых никто и никогда не поливал из брандспойта, на которых вообще никогда не обрушивалась никакая внешняя кара за попытки полакомиться, – но тем не менее все они полностью игнорируют свежие, аппетитные фрукты в зоне прямой досягаемости. То есть ведут себя совсем не так, как, казалось бы, должны себя вести обычные, «простые» обезьяны.
Финита!
Смысл описанного эксперимента куда шире, чем наука этология. Его значение вполне можно распространить и на социологию.
По сути, нам в максимально упрощенном виде продемонстрирована технология, как можно – без всякой генетики – достичь требуемого устойчивого и воспроизводимого поведения в достаточно большой группе.
Можно этот эксперимент мысленно продолжить: к примеру, предположить, что у обезьян в этой же клетке родились дети, подросли, сами стали взрослыми обезьянами – и все они точно так же «знали» бы, что соблазнительные фрукты трогать категорически запрещено!
Можно ли было бы сказать в этом случае, что данное «знание» у этих обезьян «в генах»? Очевидно же, что нет. Это «знание» закреплено не в генах, а социально – в том обществе, которое составляют данные шесть особей.
Мне кажется, что мы вполне вправе говорить о «социалистическом эксперименте» в терминах данного выше «эксперимента с шестью обезьянами». Просто в случае с СССР «клеткой» оказалась 1/6 часть суши, а «шестью обезьянами» – наши деды, отцы, да и мы сами.
И вот именно в этом смысле я и намерен далее говорить о «психологии «совка».
Страна утраченной эмпатии[1]
Начнем рассмотрение с одного из наиболее бросающегося в глаза отличия. Многие уже не раз обращали внимание на то, что у нас в России люди как-то на удивление толерантны к огласке различных случаев террора в отношении мирных граждан, садизма, пыток в милицейских отделениях и в тюрьмах, «судебным ошибкам», в результате которых невиновные люди получают невероятные сроки, и т. п.
Не раз отмечалось, что россияне удивительно спокойно переживают даже самые шокирующие события в обществе – скажем, случаи насилия и жестоких убийств детей. Европейцы в подобных вопросах гораздо более возбудимы. Их небольшие (по сравнению с российскими мегаполисами) города то и дело сотрясают многотысячные демонстрации и митинги, устраиваемые возмущенными гражданами, узнавшими, к примеру, об орудующей в стране банде педофилов-убийц или о чем-то в этом роде. А что творится, если вскрываются факты пыток со стороны «правоохранителей»!
У