она, задрав голову, посмотрела на окно группы Максима, надеясь таким образом удостовериться, что его там нет. И в этот момент каблук туфли на ее левой ноге угодил в канализационную решетку. Она грохнулась, подвернув лодыжку.
Вскрикнув от боли, закусив губу и еле сдерживая слезы, она доковыляла до участка. На детской скамейке за крохотным столом сидела воспитательница, держащая в руках книгу в мягкой обложке, из серии дамских романов или иронических детективов. Катя всегда брезгливо относилась к литературе подобного рода, стараясь обходить книжные полки с Донцовой и Куликовой стороной.
Но воспитательнице в огромных бифокальных очках, по всей видимости, настолько нравились однообразные сюжеты этих книг и плоские диалоги их героев, что она не сразу заметила Екатерину, подняв голову только когда, та ступила на дорожку, ведущую на участок.
– Максим, – произнесла воспитательница, обращаясь в сторону кустов на противоположном конце. – За тобой мамочка пришла.
Лене показалось, что слово «мамочка» было произнесено с каким-то язвительным ударением, что в него было вложено столько брезгливости, сколько могла позволить ситуация. Но значительно больше, чем сама она допускала себе выражать при виде людей, читающих Донцову.
Воспитательница встала, захлопнула книгу и, бросив на Катю короткий и определенно презрительный взгляд, молча направилась в сторону здания.
– Макс, – позвала Катя, и хромая направилась в сторону кустов.
Она нашла своего сына сидящим на попе под старым гигантским тополем. В руках он держал чёрно-белую лошадь с оскалом Джокера, сбежавшего из психлечебницы Аркхем, прижимая ее к груди, как самое ценное в его жизни сокровище. Первый ранний тополиный пух забился под бордюрный камень у его ног. Металлическая лопатка и ведерко валялись в корабле-песочнице.
– Максим, – обратилась она к нему.
Боль в лодыжке из острой и режущей превратилась в ноющую и тянущую. Она позволила себе посмотреть на свои ноги и ужаснулась, увидев дыру на безумно дорогих колготках «Филодоро».
– Извини, я опоздала…
Мальчик поднял лицо, и Катя увидела слезы, текущие из его серых показавшихся вдруг невероятно огромными глаз.
– Я… – он с видимым усилием сглотнул комок горечи, мешавший ему дышать. – Думал, ты забыла меня…
– Ну что ты… – она присела и протянула к нему руки. – Я никогда не оставлю тебя…
Макс отбросил лошадь и кинулся к ней в объятия, уже не сдерживая рыданий.
– Мамочка никогда не оставит тебя, – ответила она, гладя его по голове и разрыдалась сама не зная от чего – то ли от жалости к порванным колготкам, то ли от своей не складывающейся жизни, то ли от безумной любви к сыну.
Подняв его с земли и прижав к себе, она поклялась больше никогда и нигде не бросать его. Чего бы этого для нее не стоило.
4
– Я не брошу тебя, Макс.
Под влиянием бессознательного импульса, убрав флажок в сумочку, и даже не заметив этого, Катя