вселенной юного Леонарда. Вокруг этого центра располагалось всё, что могло ему понадобиться или захотеться. Его дяди и кузены жили неподалёку. Чтобы попасть в синагогу, куда Леонард ходил с семьёй каждое субботнее утро, а также по воскресеньям – в воскресную школу – и ещё два дня в неделю – на уроки иврита, – надо было просто спуститься с холма. Так же можно было попасть в обе его обычные школы – начальную школу Розлин и Уэстмаунтскую среднюю школу. Прямо за окном спальни Леонарда находился Мюррей-Хилл-парк, где он резвился летом, а зимой, как и все остальные дети Нового Света, делал «снежных ангелов»: ложишься в нетронутый снег и машешь руками и ногами, оставляя следы крыльев и ангельского одеяния.
Еврейская община Уэстмаунта была очень сплочённой. Кроме того, евреи были меньшинством в этом районе англо-протестантов. Которые, при всей своей влиятельности, тоже были меньшинством в Монреале – столице провинции Квебек, населённой главным образом франко-католиками. Которые, в свою очередь, были меньшинством в Канаде. Все чувствовали себя в каком-то смысле аутсайдерами, и все чувствовали свою принадлежность к чему-то важному. Это была «романтическая, конспиративная атмосфера», рассказывал Леонард, место «крови, почвы и судьбы». «В этой обстановке я вырос, – говорит он, – и в ней я чувствую себя очень естественно» [6].
Община, к которой принадлежал Леонард, располагалась на другом конце города от рабочих кварталов улицы Сен-Урбен, в которых селились евреи-иммигранты из Восточной Европы и происходит действие романов Мордехая Рихлера, и может показаться, что она была наглухо закрыта от внешнего мира, но это было, конечно, не так. Крест на холме Мон-Руаяль, привычка горничной Мэри то и дело креститься, празднование Пасхи и Рождества в школе – всё это было фоном жизни юного Леонарда, как и свечи, которые вечером в пятницу, перед Шаббатом, зажигал его отец, как и величественная синагога под холмом, где со стен на него пристально смотрели огромные портреты деда и прадеда в тяжёлых рамах, напоминая ему о том, в какой выдающейся семье он родился.
В своих воспоминаниях Леонард говорил об «интенсивной жизни семьи» [7]. Коэны часто собирались вместе: в синагоге, на работе и – раз в неделю – дома у его бабки по отцовской линии. «Каждую субботу, около четырёх часов, её преданная горничная Марта вкатывала в комнату сервировочный столик с чаем, маленькими сэндвичами, пирожными и бисквитами», вспоминает Дэвид Коэн, старший (на два года) кузен Леонарда, с которым тот был особенно дружен. «Тебя никогда не приглашали, и ты сам не спрашивал, можно ли прийти: ты просто знал, что в этот день она принимает. Звучит очень старомодно, но это было замечательно». Бабушкина квартира была в одном из великолепных домов на Шербрук-стрит рядом с Этвотер-авеню – там заканчивались все парады и шествия в Монреале. «Пока политическая ситуация в Монреале не стала напряжённой, – рассказывает Дэвид Коэн, – мы очень любили праздник Иоанна Крестителя[1] и любовались им из огромного