«Мне было очень интересно, что на самом деле значит – носить оружие и убивать других людей, – сказал он, – и как меня манил именно сам этот процесс. Так мы будем ближе к истине. Правда состоит в том, что я хотел убивать или быть убитым» [4]. До насилия и убийств дело не дошло, но Леонарда всё-таки арестовал отряд кубинских солдат, когда он поехал в курортный городок Варадеро: из-за армейской одежды его приняли за американского интервента. Он смог убедить солдат в своём канадском гражданстве, социалистических убеждениях и симпатиях к кубинской независимости, после чего, улыбаясь, сфотографировался с двумя солдатами: эту фотографию ему позволили взять себе в качестве сувенира.
Как порядочный турист, Леонард писал открытки. На открытке Джеку Макклелланду он пошутил, что, если бы его убили на Кубе, это послужило бы отличной рекламой книжке. Ирвинг Лейтон получил целых три открытки: на одной из них, с репродукцией картины Мунка «Крик», Леонард написал что-то об очередном мужчине, который с воплем ужаса бежит от женщины. Если он имел в виду себя и Марианну, то это любопытно: во-первых, он сам пригласил её в Монреаль, во-вторых, их отношения ещё не закончились. Но, стремясь к домашнему уюту, Леонард одновременно избегал его. Тосковать о любимой женщине – гораздо более утончённое занятие, чем сидеть у неё под боком.
15 апреля группа из восьми изгнанных в США кубинцев совершила авианалёт на три кубинских аэродрома. Пару дней спустя, в поздний час, когда Леонард писал, сидя за столом у окна своего гостиничного номера, в дверь постучали. За дверью стоял мужчина в тёмном костюме. Он сказал Леонарду, что тот «должен срочно явиться в посольство Канады» [5]. Леонард, всё ещё одетый в хаки, проследовал за чиновником: командиру Коэну наконец-то пришла пора действовать.
Леонарда отвели в кабинет вице-консула. На вице-консула его появление, по-видимому, не произвело впечатления. Он сказал: «Ваша мать очень беспокоится за вас» [6]. Услышав о бомбардировках и о возможной войне, Маша позвонила родственнику, канадскому сенатору, и упросила его связаться с посольством на Кубе и потребовать, чтобы Леонарда разыскали и вернули домой. По дороге в посольство Леонард думал о причине этого внезапного вызова, но такое ему и в голову не приходило. Ему было двадцать шесть лет, и время для подобного вмешательства матери в его жизнь давно прошло. В то же время он уже был староват для романтического безрассудства и маскарадов. Неудивительно, что Маша волновалась: в войне она не находила никакой романтики, она уже видела войну и ухаживала за одним ветераном – отцом Леонарда. Но Леонард решил остаться на Кубе.
В первый день операции в заливе Свиней[38], 17 апреля 1961 года, Леонард находился в Гаване. Из номера гостиницы он слышал пальбу зенитной артиллерии и видел бегущих по улицам солдат. Он покинул город только 26 апреля. Хотя он восхищался революционерами и видел много счастливых кубинцев, он не мог одновременно не замечать длинных очередей перед отделениями полиции: эти люди были в сильном беспокойстве и пытались хоть что-то узнать о своих