Результаты обыска меня несколько разочаровали, так как мы не нашли валюты, на что я все-таки надеялся, но пресловутая винтовка была на месте. После обыска забрали «Игрока» с собой в Следственный отдел, где только что приступивший к работе молодой, симпатичный следователь Николай Автух начал первый в своей жизни допрос. «Как-то он испечет свой первый блин?» – с тревогой подумал я.
Мои предчувствия меня не обманули. Работа с объектом продвигалась мучительно трудно. «Игрок» категорически отрицал свою причастность к незаконным валютным операциям. Мы не спешили выкладывать свои козыри, ждали, когда он начнет давать хоть какие-то признательные показания. Но он твердо стоял на своем. Тучи над моей головой сгущались, колоссальная работа, проведенная по делу в течение года, была под угрозой срыва. Как известно, по закону, по истечении 10 дней после задержания надо предъявлять обвинение либо выпустить подозреваемого на свободу.
После 7 дней бесплодной работы с «Игроком» мы с Николаем, крайне удрученные, пришли на доклад к начальнику Следственного отдела полковнику Леониду Ивановичу Баркову. Он, к нашему удивлению, не устроил нам разнос за отсутствие результатов, а провел урок мастерства оперативно-следственной работы, причем в корректной и уважительной манере. Внимательно выслушал, что у меня есть в деле против объекта, выяснил все детали поведения подследственного на допросах, а затем предложил мне выписать из дела все факты противоправной деятельности «Игрока», но только так, чтобы они были стопроцентно точными. Попадать пальцем в небо мы не имели права.
В который раз я внимательно проанализировал все материалы дела, а это несколько томов, и к концу дня положил на стол начальника Следственного отдела все прегрешения объекта перед законом и обществом, в том числе и чисто морального плана, в том числе приложил фотографии арабов, которые совершали сделки с объектом 3 года тому назад. Эти фотографии пришлось доставать вместе с анкетами через ОВИР. Также приобщил фото и наших «центровых» ребят с Невского, с которыми он поддерживал деловые отношения.
На следующее утро Леонид Иванович, как мы договаривались, позвонил следователю во время допроса «Игрока» и «строго» спросил: «Как идет работа?» Николай начал оправдываться, говорить, что подследственный не встал на путь раскаяния и т. д. Шеф приказал ему явиться в кабинет для доклада вместе с подследственным. Николай «изобразил» панику: приглаживал свои непокорные волосы, несколько раз поправлял галстук, собрал в кучу протоколы допроса, рассыпал их, вновь собрал, и с отрешенным видом предложил объекту пройти с ним к начальнику. «Игрок» понял, что над его следователем сгущаются тучи. В кабинете начальника Николая ждал показательный разнос за «безответственное», «безграмотное» отношение к делу. В конце выволочки Леонид Иванович пообещал Николаю отстранить его от допросов, если он не пересмотрит своего отношения к делу. Во время этого спектакля Барков даже ни разу не посмотрел в сторону