заменял «Л» на «Р» везде, где можно и где нельзя. Как только Лена появлялась во дворе, Маратик с криком: – Рена, Рена, – бежал ей навстречу.
Лицо мальчика убийца тоже забросал тряпками.
– Огнестрел, – буркнул толстый и всё время пыхтящий, как чайник судмедэксперт в сторону местного следователя – высокого красивого брюнета Руслана Мухамедзинова.
– Это я и сам вижу. Ты мне лучше скажи, Степаныч, когда это произошло, и из чего стреляли.
– Судя по гильзам, из оружия иностранного производства. Точнее, скажу после баллистической экспертизы.
– За столько лет мог бы уже и на глаз определять, – не зло поддел сотрудника Мухамедзинов и покосился на Махоркина. – Значит, вы тоже следователи? Из Москвы, значит? А документики имеются?
– Конечно. Я сейчас принесу. – Махоркин повернул к двери.
– А вот торопиться не надо, – преградил дорогу Мухамедзинов. – Валера, сходи, глянь, что там.
– Надеюсь, вы не станете рыться в наших вещах, – нервно отреагировала Рязанцева. – Вы что, нам не верите?
– Ну почему же… просто, в целях вашей же личной безопасности будет лучше, если наш оперативник проверит обстановку в доме. А вы пока ответите на несколько вопросов. Итак, откуда вы знаете Погонезовых?
– Мы не знаем… не знали… познакомились на перроне, Валентина предлагала жильё у моря, мы и откликнулись.
– Вы ехали на море, не забронировав места заранее?
– Ну да, – Лена захлопала ресницами. – У нас времени не было. Вы что, нас подозреваете?
– Конечно, я обязан всех подозревать, а вы разве не так работаете у себя в Москве?
– Нет.
– Вот потому у вас там и преступность по сравнению с нами зашкаливает.
– Ничего у нас не зашкаливает, – обиделась Лена. – А преступления совершаются чаще, потому что и город больше и людей соответственно тоже.
– Как говорил Глеб Жиглов, уровень преступности в городе определяется не количеством воров и убийц, а умением органов их обезвреживать, – поддержал Махоркин. – Между прочим, за три года работы в Следственном отделе на счету Елены Аркадьевны шесть раскрытых преступлений. Сложнейших.
– Вот и занимайтесь своими преступлениями там, а здесь мы и сами разберёмся. – Мухамедзинов повернулся к молодому оперу с фотоаппаратом. – Засними всё, как есть. Сдаётся мне, гастролёры работали. Что-то искали.
– Артур был нумизматом. У него коллекция монет и ещё награды разные. Он нам сам показывал. Только, где хранил, я не знаю, – протараторила Лена.
– Ага, про коллекцию, значит, вы знали, а где лежит – нет. Очень, очень похоже на гастролёров, – то ли в шутку, то ли в серьёз дразнил Рязанцеву следователь.
– Руслан, глянь, – прервал разговор Степаныч, склонившийся над телом ребёнка. – Какая-то шерсть.
– Какая-то? – Мухамедзинов скривился, разглядывая зажатый в кулачке ребёнка клок. –