на себя. Но я знал, где нахожусь и не возникало мысли, как я здесь очутился. Даже где-то на периферии сознания была память, что я уснул в конкретном месте (память о реальности), поэтому сон мог быть с ним связан. Я видел людей с незнакомыми лицами, но знал их и порой это были мои друзья из реальности, только они не были похожи на реальных. И бывало, я что-то понимал, что-то такое важное, что-то такое очень простое, но очень мудрое, что разрешало все трудности жизни. Но почти всегда оно оставалось во сне. Хотя казалось, вот-вот и я его вынесу в реальный мир и… и… и не знаю, чтобы я с этим делал. Но всегда казалось, что это понимание имеет какое-то решающее значение в жизни. Но когда запоминать всё же получалось, это был какой-то почти бессмысленный набор слов или что-то донельзя очевидное; в общем что-то такое, что само по себе вероятно никак не смогло бы перевернуть мир или хотя бы вообще пригодиться.
Всё, что я запомнил, это были слова: «Какая разница, кто ты и что ты делаешь, всё равно у всех когда-нибудь оборвутся нитки». А ведь казалось чем-то таким очень значимым и мудрым, всё объясняющим. Но с такой философской доктриной последователей будет найти не очень просто.
Я время от времени задумывался о Марионетианстве. Ведь это самая распространённая у нас религия, но в её основе лежит лишь вера в чудо. Набор историй, которые кто-то воспринимает как реальные события, кто-то интерпретирует как аллегории или просто древнюю поэзию. Я, кстати, больше склоняюсь к последнему. Потому что если даже в сегодняшней особо изящной прозе или поэзии пытаться искать здравый смысл и пытаться понять буквально, то можно очень быстро разочароваться. Когда думаю об этих вещах, вспоминаю одного эксцентричного философа, который по-своему резко и правдоподобно интерпретировал всю символику и ритуалы Марионетианства. Само название происходит не от мученика Марио, а от древнего развлечения «марионетки», когда из подручных средств делали образы людей, называвшиеся «куклы», привязывали их за руки и за ноги нитками, которые в свою очередь крепились на крестах. Эти кресты держали в руках люди под названием «кукловоды» и управляли куклами. Это как раз объясняет, почему на всех храмах возводятся кресты с верёвками, почему жрецы носят опять же кресты, подвязанные за ниточки всеми концами. Так же это объясняет почему жрецов называют кукловодами, а тех, кто участвует в обрядах – куклами. Отсюда же берёт своё начало ритуал крещения: ребёнка кладут в ящик, потом достают (будто бы достали «куклу» из ящика для начала представления), протирают святым лоскутом (будто бы от пыли) и начинают болтать дитём над землёй, будто бы он ходит сам, а в это время жрец «кукловод» держит над ним крест и произносит слова, которые как бы произносит новопосвящаемый. Все присутствующие смеются и хлопают в ладоши, после чего уже крещёного кладут снова в ящик, что знаменует окончание обряда инициации. Кстати, подобным образом эта теория объясняет так же и то, что после смерти