машиной, занимающейся сбором и анализом разных исторических и архивных докумнтов, письменных источников и материальных свидетельств прошлого. Их исследование позволяет плести некие генеалогические цепочки, устанавливать логические взаимосвязи, распутывать клубки нитей, связывающих фамилии, рода и даже целые народы. И в результате выращивать так называемые генеалогические древы.
Однако сохраннность и точность исторических хроник, летописей, переписей населения, тем более, частных писем, накладных, векселей и других бумаг, не вызывает большого доверия. Ведь немалая часть этих документов ограничена субъективностью их составителей, представяющих происходящее с ними и вокруг них весьма однобоко. Поэтому зачастую итоги трудоемкой работы исследователей-генеалогов оказываются довольно ориентировочными, не строгими, иногда даже сомнительными.
Нельзя не отметить и еще один немаловажный ущерб генеалогических изысков, которые по естественным причинам охватывают ограниченную по времени часть родословной цепи – в лучшем случае 10-14 поколений. Так, в России более не менее достоверная информация о ее населении начала появляться лишь на рубеже XYII–XYIII веков, когда Петр I ввел систему так называемых «Ревизских сказок». То же самое относится к Восточной Европе, где, например, в Австро-Венгрии по указу императора Иосифа II, евреям, в частности, стали впервые давать наследственные фамилии только в 1787 году.
Конечно, для полноценных генеалогических исследований этого недостаточно.
Поэтому генеалогические древа, составляющиеся с помощью карандашей, ножниц и археологических лопаток, отличаются от результатов новых современных методов исследований, как ушедшая в небытие логарифмическая линейка от какого-нибудь нынешнего смартфона-айфона последней модели.
Но, увы, вот и мне, вследствие отсутствия в прошлой моей жизни этого нового магического прибора, поначалу пришлось выращивать генеалогическое дерево на почве разных доморощенных средств. Ими были бабушкино-мамины рассказы, воспоминания родственников, старые пожелтевшие бумаги: письма, записки, дневники, календари. Много сведений дали поблекшие серовато-коричневатые фотоотпечатки, сделанные в начале прошлого века одесской «Фотографией Д.Берсуцкаго» на Ришельевской и «Фотографическим ателье Б.Готлиба» на углу Ланжероновской (рис. 5). Использовал я и такие же труды других своих родственников-современников, старавшихся, вроде меня, протиснуться в узкую щель бесконечного времени.
Пытался я отыскать своих предков и с помощью материальных следов прошлого. Поехал в город отцовского детства Карачев, где на старом кладбище хотел отыскать памятник с фамилией его отца и деда. В музее крымской Керчи с многозначительным названием «Лапидарий» я, протерев очки, внимательно разглядывал могильные плиты времен аж Боспорского царства, на которых были выбиты еврейские буквы, магендовиды и меноры. Но разве мог я обнаружить на них своих предков?
Нет, нужны были совсем иного типа свидетели прошлого, другие отмычки