как Хиросима, – писал Нельсон Родригес, бразильский спортивный журналист. – Нашей катастрофой, нашей Хиросимой стало поражение от Уругвая в 1950 году». Другой журналист, Роберто Муилаерт, сравнивал зернистые, черно-белые кинокадры победного гола, забитого Гиджей, с кинокадрами убийства президента Джона Ф. Кеннеди, подчеркивая, что в обоих случаях обнаруживается «схожая драма… похожее движение, ритм… та же точность неумолимой траектории».
Некоторые игроки нашей сборной 1950 года добились больших успехов в своей карьере, выступая за клубные команды. Но, как это ни печально, никто из них так и не стал победителем Кубка мира. И на смертном одре они будут вспоминать о проигранном мировом чемпионате. Спустя годы Зизиньо, мой любимый игрок из той сборной, рассказывал, что медаль за второе место, полученную на том Кубке мира по футболу, он держит в самом дальнем углу ящика со своими наградами, где она уже покрылась черным налетом: «Я ее не чищу. В Бразилии второе место – требуха. Лучше проиграть до выхода в финал». Если бы он и попытался забыть, другие бы ему этого не позволили. Потому в течение нескольких десятилетий каждый год 16 июля Зизиньо приходилось снимать трубку с телефонного аппарата и класть ее рядом. «Иначе он будет звонить весь день, – ворчал он, – и люди со всей Бразилии будут спрашивать, почему мы проиграли чемпионат».
Некоторым игрокам, однако, досталось больше других, и, как бы дурно это ни звучало, это были чернокожие футболисты. В своей знаменитой книге «Негр в бразильском футболе» выдающийся журналист Марио Филью отметил, что многие бразильцы, поддержав мысль о неспособности «черной» нации с чернокожими игроками победить, возложили вину за поражение на «расовую неполноценность» страны. Разумеется, это устаревшая и отвратительная теория, однако ситуация усугублялась тем, что – по совпадению – оба «самых чернокожих» игрока бразильской сборной были «замазаны» в двух уругвайских голах. Бигоде, защитника, закрепленного присматривать за Скьяффино, который провел первый мяч в бразильские ворота, в течение многих лет издевательски величали «трусом». Он сделался отшельником, не желая общаться с товарищами по команде 1950 года из-за страха, что кто-нибудь упомянет тот матч. А Барбоза, голкипер… пожалуй, друзья, этому парню досталось больше всего.
В последующие годы я часто встречался с Барбозой. Он жил в Рио и продолжал играть за клубные команды до 1962 года, завершив футбольную карьеру в солидном возрасте – в 41 год – и одержав к этому времени много побед. Но, несмотря на все свои усилия, он не смог избежать ни публичных издевок, ни злобы, которые преследовали его даже десятилетия спустя. В 1994 году Барбоза должен был посетить тренировочную базу бразильской сборной в Терезополисе, с тем чтобы вдохновляющим напутствием проводить игроков на Кубок мира в Соединенных Штатах, но сборная отказалась с ним встречаться, посчитав, что он «принесет неудачу». Перед своей кончиной в апреле 2000 года он часто говорил мне и другим: «У нас в стране максимальный